Но он настаивал:

— Пошли. Немедленно. Я же сказал, надо уходить.

Помню, как когда-то я думал о Чарли как о слишком чувствительной пожарной сигнализации, которая все время срабатывает в два часа ночи, хотя никакого огня и в помине нет. Игнорировать ее невозможно, ведь что-то действительно могло загореться. Но Чарли был абсолютно непогрешимой, идеально откалиброванной уличной пожарной сигнализацией — каждый раз, когда он меня откуда-то уводил, за спиной слышались выстрелы.

Мы компенсировали недостатки друг друга. Чарли понимал уличную жизнь, а я понимал человеческие эмоции и поведение. Я был начитанным и выглядел неагрессивно. Внешность Чарли пугала и отталкивала, а я умел улыбаться, заставлять людей чувствовать себя комфортно и пропускать нас куда угодно.

Мы оба были неполноценны, но вместе из нас складывался один очень способный человек.

Я для Чарли был билетом в такие места, куда его никогда бы не пригласили. Чарли же был громом, который обрушивался на любого, кто посмел сказать обо мне гадость. Он дал мне смелости защищать себя физически. В то время как раз начал появляться тот самый хор критиков, называвших меня «отстойным» и «банальным». Я не матерился, читал рэп о своей школьной жизни, у меня было чувство юмора. Гадости обо мне говорили всякие: что я «ненастоящий эмси», или, хуже того, что я «недостаточно черный», и что моя музыка — «ненастоящий хип-хоп».

— Просто дай мудаку по роже, — говорил Чарли. — В следующий раз будет молчать.

Под защитой Чарли я именно так и начал делать: если кто-то говорил обо мне гадости, я давал им по роже… и сразу прыгал обратно к Чарли за спину.

He’s the DJ, I’m the Rappe («Он диджей, а я рэпер») — так назывался наш второй альбом, который вышел 29 марта 1988 года. Песни Brand New Funk («Свежий фанк») и Parents Just Don’t Understand («Родители ничего не понимают») были основными хитами, благодаря которым альбом поднялся на 4 строчку чарта Billboard 200 и стал трижды «платиновым» — продалось более трех миллионов копий.

Альбом был новаторским — его половину составлял диджейский сет, «скретч-альбом» Джеффа, где он вытворял на своих вертушках просто нечеловеческие вещи. Вторая половина альбома была «партией рэпера», в которой я дал волю своему гиперкреативному, поэтичному и шутливому девятнадцатилетнему сознанию.

Позже случилось неслыханное: объявили, что на 31-й ежегодной церемонии вручения «Грэмми» впервые будут давать награды в категории рэпа. И наша песня Parents Just Don’t Understand была номинирована наряду с Salt-N-Pepa — Push It, LL Cool J — Going Back to Cali, Kool Moe Dee — Wild Wild West и J. J. Fad — Supersonic.

Тогда я впервые в жизни увидел, как Джефф плачет. Я радовался сильнее, чем когда-либо в жизни, но я не из тех, кто плачет из-за личных достижений. В то время я еще был недостаточно зрелым, чтобы просто спросить его, но мне очень интересно было узнать, что именно во всем этом заставило его плакать. Думал ли он о пережитой болезни? О своей матери и музыкальной семье, которая всю жизнь тянулась к признанию, но именно он смог его добиться? Было ли ему страшно? Понимал ли он, что отныне назад дороги нет — его старая жизнь навсегда осталась позади, и планка отныне поднята очень высоко?

Чарли Мэк, который в то время как раз вступил в «Нацию Ислама», сказал:

— Это все Божья воля, вы все с Богом совместились. Это победа! Говорю вам, это победа. Другие песни вашу не побьют. Человек предполагает, а Бог располагает.

Чарли Мэк вот уже несколько месяцев говорил такими духовными присказками. Но интуиция его и тут не подвела: 22 февраля 1989 года Бобби Макферрин получил Песню года за Don’t Worry, Be Happy, Альбом года достался Джорджу Майклу за Faith, Трейси Чэпмен стала Лучшим новым исполнителем, а победителями в категории «Лучшее рэп-исполнение» были диджей Джаззи Джефф и Фреш Принц с песней Parents Just Don’t Understand, что сделало нас первыми рэперами в мире, получившими премию «Грэмми».