Сам родом из Антиохии, Александр, верхом на коне, рядом с Корнелином, показывал ему:

– Посмотри, какие прекрасные здания! Вот термы Траяна. А там лежит большая дорога Антонина Пия...

На углу какой-то человек в грязной порванной одежде, только что вышедший от виноторговца с кувшином в руках и с лавровым венком на голове, должно быть, ритор или пиит, увенчанный на пирушке за какую-нибудь эпиграмму, при виде грохотавших по мостовой метательных орудий закричал пьяным голосом:

– Эллины побеждали мир гением Александра, а вы, римляне, вы побеждаете только вашей фортуной...

Произнеся эту тираду, он покачнулся и упал под ноги лошадей. Вино с бульканьем обильно потекло из горлышка кувшина. Две женщины, с едва прикрытыми грудями, тоже украшенные венками из цветов, со смехом стали поднимать защитника славных эллинских традиций. Корнелин не выдержал и вытянул его плетью. Солдаты захохотали. Эллин орал:

– На кого ты поднял руку? На великого поэта!

– Ступай домой и проспись, пьянчужка, – крикнул Корнелин.

– Погибаю в неравном бою, – вопил пьяница.

Александр, великий поклонник римского мира, покачал головой:

– Рим сделал то, чего не могли бы сделать десять Александров! Рим спаял цементом вселенную, дал мир, организовал жизнь на долгие века. За его спиной эллины могут спокойно продолжать свои споры до хрипоты на городских площадях.

– По-своему этот пьяница прав, – усмехнулся Корнелин, – наши августы мало похожи на Александра.

– Не в этом дело! Зато у них отличные префекты канцелярий и неплохо налажена переброска войск. И как эти глупцы не могут понять, я говорю о мужах вроде этого поэта с розовой лысиной в лавровом венке, что Рим не суть географическое понятие, что Рим – это весь мир, порядок, организованный на земле для блага всех народов и даже варваров.

– Ты должен написать панегирик Риму, – сказал Корнелин.

– Его напишут другие.

Легионы передвигались на Восток, стягиваясь к Эдессе, где была расположена главная квартира императора: из Африки пришел стоявший в Ламбезе Третий легион. Из Александрии Третий Киренейский, две алы конницы, панноская и испанская когорты; из Рима еще раньше был переброшен Второй Парфянский. Наконец, в Сирии и на берегах Евфрата были расположены такие, покрытые неувядаемыми лаврами, легионы, как Четвертый Скифский, легатом которого был отец императора, Двенадцатый Громоносный, Шестой Железный, Первый и Третий Парфянские, герой Иудейской войны – Десятый, солдаты которого гордились, что в свое время легатом у них был Траян, и другие восточные легионы, алы варварской конницы, когорты лучников, вспомогательные части, осадочные парки, обозы, мастерские и склады боевых припасов и провианта.

В основе всех этих событий лежали экономические причины. Рано или поздно должна была вновь разгореться борьба за караванные дороги, которые на огромные расстояния находились в руках парфянских царей. Пошлинные тарифы были очень высокими. Торговля империи несла ущерб. Надо было заставить Артабана, который царствовал в то время в Парфии, колеблемой смутами и раздираемой раздорами правителей провинций – сатрапов, продажных, распущенных и мало пригодных к управлению своими народами, подписать новый, более выгодный для Рима договор. Идеальным разрешением вопроса был бы полный разгром Парфии, чтобы Рим мог вести непосредственные сношения с Индией, в товарах которой так нуждалась империя. Об этом прожужжали все уши августу в Антиохии, соблазняя его подвигами, подобными тем, что совершил на сем пути Александр.