Владислав Крапивин. «Я больше не буду» или Пистолет капитана СундуккераСказки капитанов – 2
Моему другу капитану дальнего плавания Захару Липшицу на память о нашей парусной молодости
Всякие неприятности
Всю ночь по дворам гавкали собаки. Наверно, снова над огородами болтался неопознанный летающий объект. Генчик часто просыпался, но в окошко не смотрел – надоело. Натягивал на голову простыню, чтобы поскорее опять уснуть. Мать с отцом, видимо, тоже спали плохо. Утром они поругались. Не сильно, а так, в обычном режиме. Потом отец ушел в свои мебельные мастерские, а мать стала готовиться к стирке. И, конечно, ворчала на «всю эту распроклятую жизнь, от которой лучше бы уж прямо на тот свет». И в это время ей добавила досады Прекрасная Елена. – Мама, в нижнем ящике комода кусок тюля лежал! Куда девался? – Здрасьте! Я его еще весной Марье Даниловне отдала, для кухонной занавески… – Ну, что ты наделала!!! Я хотела из него накидку сшить! С блестками! А теперь как быть?! – Спохватилась! У всех наряды давно готовы, а ты все еще телишься… – Да! Потому что с вами тут… Ни рубля, ни лоскутка лишнего!… Люди-то на сцену в шелках пойдут, а я в тряпье. Да и того не найдешь!.. Вообще-то Ленка была красивая. Но когда она принималась скандалить, нос у нее краснел и набухал. В такие моменты у Генчика не было к старшей сестрице никакой жалости. Прекрасная Елена готовилась к ежегодному конкурсу «Мисс Утятино». В поселковом Доме культуры. Тот, кто победит, получит право участвовать в конкурсе «Мисс Белорыбинск». Белорыбинской «мисс» открывалась возможность бороться за титул «Мисс Загоряевская область». А дальше конкурсы «Мисс Вся Страна» и – если уж очень повезет – «Мисс Весь Белый Свет». На самый громкий титул Елена не очень рассчитывала. Но на победы в поселковом и городском масштабах надеялась. Отец хмыкал и говорил, что «Мисс Утятино» звучит так же, как «графиня де Кривопяткина» или «маркиз Васька де Портянкин». Елена в ответ стреляла негодующими взглядами. И сотый раз перекраивала свой конкурсный наряд. Моды менялись почти ежедневно, и с каждой перекройкой Ленкино платье становилось все короче. По правде говоря, это уже не платье сделалось, а что-то вроде купальника с блестками. И блесток на нем было больше, чем материи. – У кого это «все готово»? -кричала матери Ленка. – Если хочешь знать, все до последнего часа костюмы переделывают! А я хотела вообще шить заново, потому что мои лохмотья годятся только, чтобы милостыню просить на вокзале!… – Нос у Ленки набух еще больше. Генчик не выдержал: – Мама! У меня где-то бескозырка была! Помнишь, с ленточкой, на которой написано «Космонавт»? – Тебя мне еще не хватало!… Зачем она тебе? Это дошкольничья бескозырка, в таких только в детский сад ходят! – Не мне, а Елене. Пусть возьмет ленточку. По нынешней моде ее как раз хватит на юбку… Генчик увернулся от брошенной в него Ленкиной босоножки. Ушел на кухню. Там он сунул палец в банку с остатками клюквенного варенья, мазнул красным соком по коленке и стал заматывать ее заранее припасенным бинтом. Елена с матерью тоже появились на кухне. – Что с ногой-то? – сердито забеспокоилась мама. – Ерунда. Маленько царапнул. – Врет он, мама! Это он куда-то на трамвае собрался. Ногу бинтует, чтобы бабкам место не уступать. «Сиди, милый, сиди, у тебя ножка болит…» – Мам, врет она! – Вру, да? А чего палец лижешь? Кровавую рану клюквой рисовал! – Я щас тебе тоже кровавую… Мама, чего она пристает! Мать махнула рукой: мне бы, мол, ваши заботы. |
