Я с нетерпением считал минуты. Там, наверху, куча серых облаков мрачно двигалась к западу. Они не торопились; но вдруг как будто поглотили луну… Она нырнула в эту кучу и исчезла. Наш уголок вселенной превратился в черную дыру. Я вскочил, чтобы перебраться на другую сторону дороги. Камень покатился под моей ногой, я думал, что это конец, но нет — аккордеонист только что развернулся во всю к величайшему удовольствию часового, и тот меня не услышал.

Если тут есть еще одна сторожевая псина, она скоро даст мне о себе знать. Я осторожно выглянул из зарослей травы. Казалось, все спокойно… Я перекинул рацию за спину и по-пластунски двинулся к опасной зоне. Только бы часовому не пришло в голову поразмяться! Только бы кому-нибудь из его товарищей не захотелось оросить насыпь рядом со мной. Но лучше было не думать о таких вариантах!

Расстояние, отделяющее меня от решающей точки, уменьшалось. Я был уже возле будки часового. Он во все горло подпевал остальным.

Это было неплохо, ей-богу, если любить хоровое пение. Истый мужчина, гордый, грохочущий в свое удовольствие… Так распевать хорошо, когда шатаешься по Елисейским полям, верно?

Я продолжал ползти. Звуки музыки указывали мне, что я миновал пост. Я спрятался под откосом — можете мне поверить, с большим удовольствием. Как только я оказался достаточно далеко, я рискнул приподняться над дорогой. Белая будка была в двухстах метрах позади меня. Я прополз еще сто с лишним метров, потом, надеясь, что не виден во тьме, встал и на цыпочках пошел дальше. Скоро стали видны стены, описанные Ларье. Перелезть было невозможно из-за проволоки под напряжением… Это ставило передо мной поистине неразрешимую задачу! Как преодолеть эту преграду!

Все было спокойно. Вокруг зданий горели фонари. Эта крепость в болотах была окружена столетними деревьями. Я решил влезть на одно из них, чтобы посмотреть на стену сверху. Упражнение это я выполнил с редким искусством. Чтобы оказаться наверху, мне понадобилось меньше времени, чем нужно полицейскому, чтоб тебя оштрафовать. Я осмотрел местность.

Фонари были расставлены через равные промежутки по всей территории, и я видел бетонные дорожки между зданиями. Огни в них были погашены, за исключением особняка, где, по словам Ларье, жили ученые.

Дело было за пустяками: нужно было пройти через главные ворота. А их нельзя было открыть, не попавшись! К тому же я не знал ни слова по-немецки. Замечательная мысль пришла в голову Старику — дать именно мне это поручение! Необыкновенно удачно!

Сидя верхом на ветке, я обливался потом. Ручейки струились у меня по лбу и по спине. Я с ужасом вспомнил, что первый симптом болезни — сильная потливость. Потом начнется Удушье… Никогда я не чувствовал себя таким одиноким, таким заброшенным. Ведь мужчины в сущности маленькие мальчики, какими они были когда-то. Мне хотелось поплакать в фартук Фелиси.

Мысль о долге, о необходимости достичь успеха немного поддерживала меня. Что говорить, я уже поставил на себе крест, но за это должно быть заплачено… А если забросить мою взрывчатку через стену — достаточно ли мощным будет взрыв? Взлетит ли лаборатория на воздух? Нет, едва ли… Я должен был проникнуть в этот город смерти. Любой ценой!

Рядом с собой я услышал шелест листьев. Ветра не было. Вглядевшись, я заметил гнездо совы. Птенцы пищали в дупле дерева. В голову мне пришла оригинальная мысль. Я схватил одного птенчика и внимательно рассмотрел. Он был уродлив до скрежета зубовного. Испуганный, он трепыхался в моей руке. Я чувствовал, как бьется под моими пальцами его сердце. Бедный птенчик!

Я спустился с моего наблюдательного пункта. Его родителей ждало горе. Вот что роднит людей и животных: материнская любовь!

Спрыгнув на землю и продолжая держать совенка в руке, я подошел к стене.