Ведущий задумался. Возникла пауза. Гера зевнул слишком откровенно. Соседушка покосилась на него и сдвинулась на край стула, словно поведение молодого человека могло ранить ее хрупкую и нежную душу.

– Мы подошли к очень важному моменту, – сказал ведущий. – Объективная справедливость. Все ли из нас в достаточной степени осознают, какую социальную опасность представляет из себя вольное трактование этого, казалось бы, безобидного понятия? А бывает ли вообще справедливость объективной? Кто хочет высказаться? В третьем ряду молодой человек?

В этот момент Гера прикидывал, как лучше выбраться из зрительного ряда, чтобы не попасть в кадр и не отдавить ноги зрителям. Ведущий воспринял его нетерпеливое скольжение задницей по стулу как желание высказаться и уже направился к нему, но Гера отчаянно покачал головой. Ведущий профессионально повел взглядом по рядам и зацепился за худенького школьника в очках, который сидел во втором ряду, как раз под ногами Геры. Камера уставилась в их сторону своим циклопическим глазом. Гере пришлось сосредоточиться, выровнять спину и сделать умное лицо.

– Если бы справедливость была объективной, то на земле никогда бы не существовало судов и все конфликты решались бы легко и быстро, – едва слышно, очень серьезным голосом произнес школьник. Наверное, он был отличником. Отличники никогда не улыбаются, у них нет детства. – Но вся беда в том, что справедливость – это мутация инстинкта сохранения, который отвечает за благополучие только вверенной ему особи и игнорирует интересы всех остальных…

«Ну все! – подумал Гера. – Больше нет сил терпеть. Мутация инстинкта – это уже слишком!» Красный огонек над камерой продолжал гореть, и школьник, не встречая сопротивления и возражений, продолжал его раздувать, как уголек, своим зрелым суждением.

Гера не мог шелохнуться, словно в него был направлен ствол безоткатного орудия. Соседка ритмично кивала головой, демонстрируя солидарность с витиеватой позицией юного вундеркинда, и тянула руку с диктофоном вперед, чтобы записать каждое его слово, каждый вздох. «Ей бы рядом с ним сидеть, а не со мной!» – мысленно посочувствовал девушке Гера. Он стал думать о воле и настырном клиенте, который достал его своей «девяткой» с дефективным карбюратором. Третий день подряд Гера пытался вдохнуть в машину жизнь. Мастерская была наполнена запахом гари и матом.

– Обратите внимание: справедливость – это химера, – сказал ведущий, вновь привлекая внимание студии к себе. – Каждый по-своему справедлив, но человечество в целом несправедливо в принципе. Можно ли в таком обществе вообще говорить об убийстве как способе наказания за провинность?

Камера повернулась вокруг своей оси и нацелилась на человека в маске. Гера, улучив момент, стал пробираться к выходу.

– Мою справедливость определяет моя совесть, – ответил человек в маске. – Прежде чем принять заказ и приступить к его выполнению, я требую от заказчика объяснений.

– И вы уверены, что заказчик скажет вам правду?

– Я доверяю интуиции. Она меня никогда не подводила.

– Вы – страшный человек…

– Справедливость, как и правда, страшна.

– Скажите, а вы смогли бы сейчас снять маску?

– Нет.

– Вы боитесь правосудия?

– Я боюсь славы и популярности. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем в метро. Боюсь новых заказов – я завален работой выше крыши. А правосудие бессильно чем-либо навредить мне, потому что доказать мою причастность к убийствам невозможно. Я не оставляю ни следов, ни улик. Я никогда не повторяюсь.

– То есть вы, говоря языком профессионалов, – мастер? – оживился ведущий.