— В любом случае, — продолжил он, уже зная, что победил, но желая усилить эффект и полностью восстановить контроль, — я не думаю, что ты была девственницей, когда все случилось в первый раз. У настоящих девственниц, знаешь ли, очень сильно идет кровь. А у тебя крови не было, так ведь?

Я не совсем понимала, что значит слово «девственница», но по его тону начинала догадываться, что это что-то очень важное. Я отвела взгляд и пробормотала, что у меня немножко текла кровь.

— Да ладно, Марианна. Я уверен, что ты и до меня занималась этим с мальчиками.

Мои глаза наполнились слезами, я яростно затрясла головой, пытаясь убедить его, что это неправда.

Он сказал, что верит мне, и обнял меня. Я снова грелась в теплых лучах его заботы — и это тепло сохранилось до конца дня, потому что он не заставлял меня ничего делать, а просто довез до дома.

В следующий раз, когда я попробовала отказать ему, он уже не пытался меня поддразнивать. Улыбка сошла с его лица, а холодный тон подсказал, что он очень рассержен.

— Хватит вести себя, как маленькая глупая девочка, — резко оборвал он меня.

Я сжала руки в кулаки, собрала всю свою храбрость и крикнула:

— Я все расскажу маме!

Он раздраженно прищурился, сжал губы и схватил меня за плечи — на этот раз не для того, чтобы погладить, а чтобы хорошенько меня встряхнуть.

— Ты что, забыла о красавице Руфь Эллис? Забыла, что с ней случилось? — прошипел он. — Они повесили ее, потому что она тоже занималась этим. Сколько раз я говорил тебе, что только со мной ты в безопасности? Я никогда не позволю им забрать тебя! Вот, значит, как ты платишь за мою доброту?..

Мне и в голову не приходило задуматься над тем фактом, что именно он заставлял меня делать все эти ужасные вещи. А уж о том, чтобы сказать ему об этом, и речи быть не могло. Онемев от отчаяния и беспомощности, я прижалась к дверце машины и стала смотреть в окно. Его руки обхватили меня, но на этот раз не было ласковых слов, успокаивающих поглаживаний, он просто резко указывал, что мне делать. Через несколько мгновений я уже сидела у него на коленях, сжав кулаки и глотая слезы, а он снова заталкивал в меня эту штуку.

Не желая, чтобы кто-то обнаружил пятна на моих трусиках или заметил странный запах, он внимательно следил, чтобы я вытиралась дочиста.

— Марианна, — говорил он, — мужчины всегда делают это с девочками, которые им нравятся. И они занимаются этим, когда хотят. Неужели ты хочешь, чтобы я перестал быть твоим другом?

— Нет, — шептала я, потому что боялась. Я боялась остаться без его защиты; боялась я также и того, что еще один человек в этом мире будет считать меня бесполезным существом, недостойным его любви.

Теперь он часто забирал меня после школы. Не было больше конфет в бардачке, только он и я в машине посреди леса. Обычно он сажал меня к себе на колени и заставлял терпеть, пока запихивал в меня свою штуку. Иногда я лежала на заднем сиденье, раздвинув ноги в белых носочках и школьных туфлях, а он наваливался сверху, стонал и мычал, двигаясь внутри меня.

Снова наступили летние каникулы, но пикники на пруду утратили все свое очарование. Весной я не собирала лягушачью икру, не сидела у воды, высматривая своих лягушат. В моей голове больше не было историй о пушистых зверьках. Теперь жаркие солнечные дни означали лишь одно: я снова буду лежать на спине, а он, настороженно оглядываясь по сторонам, чтобы никто нас не заметил, задерет мое платье, плюнет себе на руку, чтобы намочить меня, и начнет входить в меня, быстро и грубо, в то время как дети будут играть всего в нескольких метрах от нас.

В пасмурные дни он обычно просил маму, чтобы она отпустила меня помогать ему в мастерской — «подавать инструменты».