Мне польстило сказанное ею, но одновременно и встревожило. Я всегда мечтала услышать мамины похвалы, но только произнесенные не таким исступленным голосом. Голосом, в котором сквозило отчаяние.

— Может, подождать, пока тебе станет лучше, и тогда ты мне скажешь…

— Нет, возможно, не будет… откладывать ни к чему, Алиса. Все бы тебе откладывать.

— Знаю, — вздохнула я, радуясь, что она снова нашла, к чему во мне придраться, и удивляясь, до чего все переменчиво в мире: вот сейчас мамино недовольство меня успокоило.

— Мне нужно убедиться, что и ты, и твои сестры выйдете замуж удачно. За достойных мужчин из хороших семей… Но не удовлетворяйтесь малым. Вы трое достойны чего-то особенного. Всегда помни об этом. Я воспитывала вас так, чтобы вы чувствовали себя свободно даже с царственными особами. Я не хочу, чтобы вы растрачивали себя на заурядности.

— Хорошие мужчины — это такие, как папа?

— Ну да. — Она улыбнулась. — Ваш отец — славный человек. Посмотри, чего он добился: в Оксфорде нет никого выше его по положению.

— Что… что делает мужчину таким, как папа? Почему ты… почему ты захотела выйти за него замуж?

— Его превосходная семья, его научные заслуги, его безграничный потенциал, — произнесла мама скороговоркой, что заставило меня подумать, уж не велено ли ей было в свое время выучить это наизусть. Но вот она снова улыбнулась. Ее задумчивые глаза светились добротой. — И конечно же, я его любила.

— Он старше тебя. — Последнее время меня очень занимали мысли о возрасте. Я знала, например, что принц Уэльский всего тремя годами старше своей невесты.

— Да, он на пятнадцать лет старше меня. Почти сравнялся со мной. — Мама иронично вскинула бровь.

— Что ты имеешь в виду?

— Мужчинам нужно больше времени, Алиса. Они взрослеют не так быстро, как мы. Мужчина постарше — отличная пара.

— Правда? А возможно… возможно ли, чтобы мужчина был старше лет на двадцать?

— Возможно.

— А как ты поняла, что любишь папу? Это он тебе сказал?

— Боже правый! Конечно же, нет. Мужчины и про себя-то никогда ничего не знают, и нам приходится им все растолковывать. Нет, дитя мое, это я сказала ему, хотя, конечно, лишь после помолвки. Но я дала ему все понять раньше. Видишь ли, есть разные способы это сделать. Но помни, прошу тебя, Алиса: любовь — еще не все. Кроме нее, есть семья, образование и потенциал. Ну и состояние, разумеется.

Я не вполне ее понимала. Какое-то состояние было и у меня. Какое-то состояние имелось у всех, кого я знала. Исключая слуг, конечно.

— А еще должно быть… должно быть некое взаимное чувство. Взаимоуважение, взаимная симпатия, доброжелательность — вот, пожалуй, как бы я выразилась.

— Доброжелательность и симпатия?

— Да. Ты сама поймешь… увидишь все это в его глазах.

Мое сердце затрепетало, лицо загорелось: я вспомнила глаза. Ярко-голубые глаза, глаза, преследовавшие меня повсюду, куда бы я ни направлялась. Я чувствовала на себе их взгляд, даже оставаясь одна. Особенно… особенно это случалось по ночам, когда сестры спали, а я лежала на спине с открытыми глазами. В очень тонкой, почти невесомой хлопковой ночной сорочке, имевшей, таким образом, некое сходство со стареньким платьем цыганской девочки.

Я удрученно покачала головой: последнее время я потеряла бдительность. Мысли могли и удивить, и шокировать меня. Я не знала даже, откуда они берутся, однако чувствовала, что пока еще сама могу за ними уследить.

— Бедный Берти, — пробормотала мама.

— Кто это?

— Принц Уэльский.