— Ну, как хочешь. Пусть будет мистер Доджсон, хотя не знаю, что уж тебя так в нем привлекает. Если б он хотя бы не был таким бестолковым заикой! Полагаю, позволить ему дружить с вами, детьми, это по-христиански. Уверена, что у него нет других друзей, кроме мистера Дакворта, но это и не считается. Мистер Дакворт расположен ко всем.

Кулачки Ины были сжаты так же, как и мои. Ни одна из нас не желала, чтобы о мистере Доджсоне говорили с пренебрежением. Ну почему другие не видели его таким, каким видели его мы? В очередной раз мне пришлось удивиться, до чего неодинаково один и тот же человек может восприниматься разными людьми.

Выражение лица Ины, однако, оставалось незамутненным и спокойным, как и ее голос:

— А разве это не было бы по-христиански, если бы я тоже пошла погулять сегодня вечером? Ведь ты сама сказала, что у мистера Доджсона, кроме нас, почти нет друзей. А с нами ему, как видно, действительно комфортно.

— Заикается или нет, но он все-таки мужчина, а ты юная леди, Ина. Вы не можете показываться вечером вместе. Даже в сопровождении мисс Прикетт… Тем более ее нет, она сейчас сидит с больным отцом. Нет, ты сегодня вечером останешься со мной, а Алиса может посмотреть фейерверки.

— Спасибо, мама! — Забывшись, я вскочила и захлопала в ладоши. Мама недовольно поморщилась. — Ой, прости!

— Ничего. А теперь, девочки, мне нужно отдохнуть. Развлекайтесь, но помните, что вы дочери декана, и ведите себя соответственно. Ох, Боже мой! — Она прижала платок ко рту и взмахом руки попросила нас уйти.

Мы направились к выходу, и как раз в этот момент в комнату влетела Ивонн с чистым горшком, накрытым льняным полотенцем. Бедная мама, бледная как смерть, поманила к себе Ивонн. Меня передернуло. Я поспешно закрыла дверь.

— У меня никогда не будет детей, — объявила я, чувствуя, как у меня самой из сочувствия к маме к горлу подступает тошнота. — Это все ужасно. А у мамы их уже столько!

— А по-моему, дети — это очень мило. — Ина вскинула голову, однако, услышав душераздирающие звуки из-за двери, побледнела, и мы поспешили прочь.

— Возможно, и мило, но достаются они уж слишком тяжело.

— Откуда ты знаешь? — Повернувшись ко мне, Ина скрестила руки на груди, в точности повторяя Прикс, и с подозрительным прищуром воззрилась на меня.

— Я… ну, я… — Вот оно. То, чего я не знала, для чего была слишком мала и пока не надеялась узнать, но Ина, конечно же, знала. Мне всегда становилось противно, когда она смотрела на меня с таким вот превосходством, потому я солгала: — Ну, конечно же, я все знаю о детях. Знаю об этом уже сто лет.

— И что именно ты знаешь?

— Если честно, Ина, я просто не в состоянии помнить все на свете…

— Тебе кто-то рассказывал?

— Ну…

— Или показывал?

— Да! Точно… кое-кто мне показал.

— Кто-то постарше тебя?

— Конечно!

— И как давно ты знаешь?

— А как давно знаешь ты? — ответила я вопросом на вопрос, за что была вознаграждена потрясенным взглядом Ины и румянцем на ее щеках.

— Я… ну, я не совсем уверена… но все равно знаю.

— Ну и ладно.