Парнишка оцепенел и пошел пятнами.
Я решила не доводить мальчика до сердечного приступа и отправилась проверить состояние Танечки. Та опять трещала по телефону. Судя по всему, жаловалась подруге на меня, потому что при моем входе перестала трещать и сообщила:
– Еще занят. У тебя какое нибудь дело? Или хочешь сразить его своим вечерним нарядом?
– Вечерним? – Я изобразила удивление и даже оглядела себя. – Да нет, вечером я буду в симпатичном платьишке. В бутике на Тверской вчера купила.
На самом деле платье одолжила Женька, которая и купила его в бутике со скидкой семьдесят процентов, то есть всего втрое дороже его реальной цены – какой то шовчик там был неровный.
Таня надулась, но контраргументов не нашла. Я уж подумывала, чем ее добить, когда дверь кабинета распахнулась, и в ней показался неимоверно толстый и плешивый мужик. За ним мой Володя еле виднелся – и то только потому, что был на полголовы выше.
– Так что, Юрий Николаевич, – бодро говорил наш шеф, засек боковым зрением меня, развернулся и закончил невпопад: – …вечером… там и подпишем… то есть обсудим.
Жирный Юрий Николаевич смотрел на меня страдальческим взглядом импотента со стажем. Я поздоровалась, как могла, томно, но без надрыва.
– А это, – сказал Володя, – наш дизайнер. То есть наша дизайнер. Она женского рода.
– Я заметил, – грустно сообщил толстяк.
– Я по поводу интерьера, – сказала я. – Вы мне давали задание. Я хотела уточнить нюансы.
– Нюансы… – отозвался директор мечтательно. – А как же. Нюансы поют романсы. Надо уточнить.
Надо отдать ему должное – в мечтательности он пробыл всего пару секунд.
– Завтра. Во второй половине дня.
– Завтра суббота, – подала голос вредная Татьяна.
– Значит, в понедельник, часа в три.
Грустного Юрия Николаевича Володя сопровождал до выхода. Я смотрела ему вслед и думала две противоречивые мысли. Первая: сегодня я директора все таки уела. Вторая: какой он мужественный на фоне этого жирдяя.
И я отправилась домой переодеваться в алое платье с открытой спиной.
Жизнь
Никогда Ира не чувствовала такого морального удовлетворения, как при написании фрагмента про жирного Юрия Николаевича. Это была виртуозная месть – пусть узнает, каким она его видит. «Импотент со стажем»! И еще «жирдяй»! Все будут над ним потешаться, когда…
Об эту мысль Петрова споткнулась. Когда что? Когда это напечатают в виде книги? Такая дикая идея ей в голову не приходила. Или приходила, но она сразу ее прогоняла?
– Когда я стану знаменитой писательницей, мои книги переведут на все языки мира и издадут большим тиражом…
Продолжение фразы Ирина не придумала, но и начала хватило для того, чтобы прийти в прекрасное расположение духа.
Она еще раз написала жирным шрифтом: Юрий – толстый импотент!
И принялась сочинять дальше…
Грезы
Как бы я ни бодрилась, как бы ни убеждала себя и окружающих, что я самая красивая на свете красавица, это не могло избавить меня от внутреннего ужаса и предвкушения того, что сегодня вечером я вернусь к себе домой в гордом одиночестве. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что роман с Владимиром Петровичем начнется сегодня или никогда.
Я попыталась разобраться в своих чувствах, даже попыталась по совету какого то психолога записать все на бумажке. Перечитала и поняла, что психолог мне уже не поможет. Психиатр, видимо, тоже.
– Зачем он мне?
– Нужен…
– Я влюблена?
– Наверное…
– Почему он?
– Хочу. |