То, что творилось дальше, Павел Сергеевич до пенсии будет вспоминать как страшный сон. Все возможные и невозможные шишки посыпались на его лысеющую голову. Звонили журналисты, звонили из управления, звонили из фонда. Все они, не стесняясь, высказывали все, что думают по поводу подрастающего поколения, того, что школа должна воспитывать, и что директор лично обязан обеспечивать досуг, чтобы не оставалось времени и места для дури в голове.

В промежутке между звонками Павел Сергеевич успел только высунуть голову в приемную и сообщить Тане, что он желает видеть «ЭТИХ» у себя в кабинете. Найти их дома, на улице, на даче — и с родителями к нему! Вид у него был такой, что Таня сразу побежала за Впалычем.

— Он их убьет… — прошептала она, вцепившись в руку математика и размазывая по лицу слезы. — Я его таким вообще никогда не видела. Им одним туда нельзя!

Впалыч коротко кивнул.

— Ребят пока не трогай. Буду через пять минут.

Таня побежала обратно к кабинету.

Виктор Павлович — блестящий психолог с многолетним стажем — сидел напротив директора школы и изо всех сил старался не злиться. Из потока, вылившегося на его голову, он понял многое. Во-первых, Злыдня смогла доказать, что найденная грамота — подделка. Для Впалыча это не было неожиданностью, он был практически уверен в том, что грамота — это очередной «проект» его подопечных. Во-вторых, новость уже подхватили, еще немного — и про подделку раструбят по всем каналам: с новостями в городе напряженка, а журналистов хлебом не корми, дай кого-нибудь разоблачить. В-третьих, всех собак за эту подделку собираются повесить на директора, поскольку грубый подлог совершили его ученики.

— Павел Сергеевич, а вы любите свою школу? — спросил Впалыч.

— Что? — директор замер на полуслове.

— Если бы ученики хотели спасти вашу школу, вы бы тоже на них злились?

— Спасти? Школу?! Не смешите меня!

— А зачем они все это, по-вашему, затеяли?

— Знаете что, дорогой Виктор Павлович, у меня нет времени разбираться со всем, что творят ваши гениальные воспитанники! Я знаю, что без вас мы жили спокойно, а как они появились, у меня бесконечные, слышите, просто бесконечные проблемы! Вы что думаете, мне заняться больше нечем? Через неделю санстанция, потом министерская проверка, потом… Потом еще что-нибудь придумают! Мне без «ваших» забот хватало выше головы!

Впалыч грустно улыбнулся.

Директор взвился.

— Только не надо мне рассказывать про то, что дети — это наша главная ценность, и другие прописные истины педагогики. Вы б бумажек с мое позаполняли! И на совещаниях посидели бы… С мое…

Павел Семенович с раздражением отбросил в сторону ручку, которую теребил в руках.

— Ну что у них за способность создавать себе проблемы, а? Кто просил Кудрявцева лезть к родителям этой… красотки. Зачем ему это было нужно?

Впалыч опять выразительно пожал плечами.

— Честь прекрасной дамы решил защитить? Там уже давно защищать нечего. Начитались романов и устраивают себе проблемы на ровном месте. Наивные они у вас. Не приспособленные к жизни.

— А может, это жизнь к ним не приспособлена? — спросил Впалыч.

Птицы сидели во дворе на жердочке. Выглядели они уставшими и потрепанными. Уж больно странный голос был у Впалыча, когда он их обзванивал.

Виктор Павлович вышел к ним и с трудом подавил в себе порыв обнять.

— Ругаться будете? — спросил Дима.

— А есть за что?

— Нет, — твердо ответила Кошка.