— Так вот, — продолжил Сергей, — после смерти родителей Анна осталась в усадьбе одна. И она поехала к сестрам в Питер. И не вернулась.

— Там осталась? — спросил Женя.

— Да в том-то и дело, что неизвестно. Она уехала, и с тех пор про нее не было никаких вестей. Завещание она не оставила, никаких распоряжений прислуге не давала. Через несколько лет после того, как она уехала, тут появился сын одной из ее сестер. Оказалось, что в Питер она не приезжала, а родные беспокоятся, что от сестры нет никаких вестей.

— Погибла по дороге?

— Возможно, — пожал плечами Сергей. — Прошло несколько лет, и никто не нашел никаких следов. В усадьбу еще пару раз приезжали дети сестры и даже жили тут недолго. Наверное, тогда и забрали отсюда все документы и портреты. Если они были.

— А потом?

— После революции здесь сделали школу. И она вполне успешно просуществовала до середины двадцатого века, а потом дом пришел в негодность и школу закрыли. Усадьба стояла заброшенная, пока спонсор не выкупил ее и не сделал из нее нашу 34-ю школу. Поэтому, кстати, дом особой исторической ценности не представляет. Фундамент настоящий, и даже внешний вид здания сохранен, но всё перестраивалось. Там, где спортзалы, были каретные сараи, а там, где бассейн, флигель для прислуги. Только сад настоящий, подлинный. Старым деревьям больше ста лет, мы проверяли.

— Эх, — вздохнул Женя, — вот если бы в этом доме жил Костевич… Или хотя бы бывал…

— Ага, и устраивал там тайные декабристские сходки, — хихикнула Аня.

— Про Костевича мы делали проект, — подала голос «цветочная» Лиза, — про него известно всё и даже больше. Мы в его доме-музее проторчали почти месяц, всё хотели найти какую-нибудь сенсацию, да так и не смогли. Зато сохранилось много его личных вещей, писем, бумаг. Даже пачка чистой именной бумаги в хранилище есть, так что если от его имени нужно письмо написать, так это не проблема, — хмыкнула Лиза.

— Он когда в Сибирь попал? — спросил Женя.

— Как все, в 1825 году, был приговорен к каторге на пятнадцать лет и вечному поселению в Сибири. За ним поехала жена. Она вроде сначала в Европу отправилась, а потом неожиданно оказалась в Сибири. А, кстати, — вспомнила Лиза, — единственная загадка, которая есть у исследователей жизни Костевича. В церковной книге, в Иркутске, сохранилась запись о браке между С. А. Костевичем и Анной с неразборчивой фамилией.

— Когда? — спросила Кошка.

— Аж в 1860 году.

— Так он уже старенький был совсем!

— Да, он через год умер. Но странно то, что наследников у него не было и других Костевичей в Иркутске тоже не было. В конце концов решили, что могла быть и заезжая свадьба…

— С Анной? — спросила Аня. И добавила страшным шепотом: — ВСЁ СХОДИТСЯ!

У нее было такое лицо… Птицы уже знали, что когда Аня такая, она может изобрести все, включая вечный двигатель.

— Это наша Анна приехала к нему в Иркутск, — сообщила Анечка.

Школьники некоторое время переваривали информацию.

— Зачем? — спросил Дима.

— Любовь, — мечтательно ответила Аня.

Женя встрепенулся.

— Послушайте, — сказал он, — и правда, все сходится! А на ком был женат Костевич?

— На Татьяне Мироновой, — ответила Лиза. — Про нее в девичестве мало что известно, да и после свадьбы она больше по балам ездила, чем хозяйством занималась.