Красивая была очень. А вот в Сибири она круто изменилась, работала много, школу открыла.
— Аня права, это была не она! — заявил Женя. — Костевич женился на красотке…
— На богатой красотке, — перебила его Лиза.
— Тем более! — обрадовался Женя. — Он женился на богатой красотке, и, значит, он ее не любил.
— Нормально! — возмутилась Юля.
Женя отмахнулся.
— А была у него любовь. Тайная. Любовь всей жизни. Анна Ордынцева. Она его, естественно, тоже очень любила, поэтому и не вышла замуж в Питере, как сестры, а вернулась сюда, чтобы быть с ним рядом.
— И когда она узнала, что его сослали в Сибирь, то поехала следом! — выкрикнула Анечка.
— Нифига себе, — пробормотала Лиза. — Точно! А жена в Европу уехала. Зачем ей муж-декабрист?
— А Анна представилась в Сибири его женой.
— А обвенчали их, когда стало известно, что жена Костевича умерла, — сказал Женя.
— А как стало известно?
— Письмо получил, — сказала Лиза, — от дальнего родственника. Кстати, в это время в Иркутске губернатором был уже Муравьев, он вполне мог знать про обман, но покрывал его.
— Ох, не знаю, — недовольно сморщил нос Димка. — Как-то все… бездоказательно, на голой логике.
— Так мы для чего тут собрались?! — Кошка даже привстала над столом. — Чтобы эти доказательства добыть!
— Или сделать, — добавил Молчун, притаившийся в углу.
Теперь, когда с помощью Цветов удалось добыть настоящую бумагу декабриста Костевича (правда, всего один лист), проблем с подделкой стало меньше. Но совсем они не исчезли. Нужно было написать собственно письмо.
Долго спорили о том, что это за письмо должно быть. Кошка требовала кучу писем обо всем, «чем больше, тем лучше». Димка настаивал на деловом послании, Женя — на трагическом признании в любви, Анечка ныла, чтобы быстрее начинали работать. Молчун сидел в интернете — изучал аналоги.
Решили, что письмо будет и любовное, и деловое одновременно. Написанное Костевичем уже из ссылки… нет, с каторги. Хотя нет, с каторги нельзя, они там были без права отвечать на корреспонденцию. Получать могли, а отвечать — только когда выходили на поселение. Значит, из ссылки.
— И пусть он просит ее приехать! — настаивала Кошка.
— Куда? — возмущался Димка. — В Сибирь? Он что, садист?
Даже романтически настроенный Женька решил, что это перебор. Компромисс получился такой: в письме декабрист упрашивает свою любимую не ехать. То есть раньше она ему написала, что приедет, а он в ужасе отвечает: «Ни за что! Зачем тебе губить молодость!?» А всю необходимую информацию можно пораскидать по тексту: про жену, которая с легким сердцем свалила в Париж; про жен декабристов, которые уже приехали и начали обживаться.
Но это все так, в общих словах, нужен был стиль. Тут пригодилась Молчунова усидчивость. За полчаса он наковырял в Сети столько документов и писем, что изучали их до ночи — и потом еще дома.
И еще несколько дней писали само письмо, взяв за основу переписку декабриста Нарышкина с его женой. Спорили над каждым словом. Больше всего грызлись Кошка с Димкой. Дима, человек консервативный, собирался скопировать какое-нибудь нарышкинское письмо один к одному. Кошка требовала максимального разнообразия и вообще писать в стихах. И хорошо бы на французском!
Кошка с Димкой разругались до поросячьего визга, и за дело взялись Женя с Анечкой под суровым контролем Молчуна. |