Это микроощущения от микродвижений. А субъективное их толкование — другое дело, другой уровень.
Тот, кто влюблялся, должен знать эти токи. Они передаются не только через глаза. Самое большое чудо — их непреложная, безобманная связь с взаимностью. Если только это не психопатология, где начинаются самообманы.
В механике взора много неизученных, только чуть-чуть приоткрывшихся тонкостей, удивительных автоматизмов. Взор ведет себя довольно самостоятельно и любит хитрить. Большинство его движений бессознательно, особенно у кокетливых женщин. И когда мы, казалось бы, неподвижно смотрим в одну точку, глаза совершают вибрирующие микродвижения (у некоторых усиленные до видимых). Вполне вероятно, что мы и воспринимаем некоторые микродвижения, не отдавая себе в этом отчета: видим дрожь, взор наш как-то следует ей, резонирует, но до сознания это не доходит, рождая лишь ощущение.
Кроме того, есть магия линий, цветов и пятен. У бессознательного зрительного внимания есть свои законы. Специальный приборчик, графически прослеживающий путь взора, показал, что каждая картина имеет свой зрительный центр тяжести, фокус внимания, каждая предрасполагает взгляд к совершенно определенным маршрутам. Художники, конечно, давным-давно интуитивно это схватили, и хорошая картина — тот же гипнотизер.
Не имеет ли это значения и в самом гипнозе?
Рисунок лица, очертания бровей, глаз — может быть, это тоже как-то ловит взор? И еще движения…
Сколько видов сильного взора? Могучий мужской взлет бровей. Смоляная цыганская чернота. Орлиность. Серо-стальная непроницаемость. Пронзительная голубизна. Глубокий мерцающий взгляд старика из-под нависших бровей. Толстовский. Рембрандтовский. Наполеоновский — исподлобья.
Прекрасные громадные женские глаза, желтовато-карие, открыто горящие. Эта женщина может стать если не гипнотизером, то его ассистентом, маленькая, глаза на ножках.
А вот глаза небольшие, тусклые, зато с какой-то особой постановкой век, может быть, необычный угол схождения, — и вам трудно и смотреть в них и трудно отвести взор. Тяжелые, с нависшими, малоподвижными веками. Восточные, узкие, с совершенно загадочным выражением. А вот буравчики, прогрызающие вас насквозь…
Что в этом от биологии, что от социологии? Почему этот взгляд кажется мне пронизывающим: потому ли, что чисто физиологической своей автоматикой вызывает у меня дрожь, или от того, что такой взгляд считается пронизывающим, а теперь мне так и вправду кажется?
Пожалуй, мне несколько повезло в том смысле, что есть некоторое совпадение со стереотипом гипнотизера. Но у многих из тех, кто и не слыхивал о гипнозе, внешность гораздо эффектнее. А у многих сильнейших гипнотизеров — абсолютно ничего, полнейшая заурядность. Ну совершенно ничего особенного: ни демонизма, ни мрачной сосредоточенности, ни лихорадочной эксцентричности, ни тяжелого, давящего спокойствия… И безбров, и одутловат, и сер. Стереотип, достаточно неопределенный, готов быстро переиграть гриву на лысину, огромные глаза на заплывшие щелки. И может быть, как раз заурядность внешности в этих случаях оказывается своеобразным союзником, вводя элемент неожиданности. Как это: такой же, как мы, и гипнотизирует? Значит, что-то в нем есть. И правда, вон, кажется, что-то в складке над правым глазом… Флюид какой-то.
А стереотип гипнотизера имеет собственную запутанную историю. В него вливается и старинный предрассудок про черный глаз, который может сглазить (не люби черный глаз, черный глаз опасный), — а это идет от боязни черноглазых чужаков среди светлых народов, — и образ магнетической личности, созданный вековыми усилиями художников, «бурный гений» немецких романтиков, демонически-байронически-бледно-лохматый Калиостро, Свенгали, Воланд… Кино подбавило перцу: крупным планом страшные глазищи во всех ракурсах. |