Джини смотрела, как он приближается к ней, и любовь сияла в ее глазах. Сердце ее бешено билось, наполненное неистовым волнением, она была охвачена тем чувством, которое, как она пыталась себя убедить, давно умерло.

Никогда прежде она не ощущала в себе такой полноты жизни.

Он медленно, большими шагами направлялся к ней, его лицо отражало те же чувства, которые наполняли ее. Внезапно она расслышала, как, перекрывая напев поклонников, он зовет ее по имени:

– Джини…

Это был самый прекрасный звук из всех, что она слышала в жизни. Он пронесся сквозь время, стирая из памяти черные годы мучений и разлуки, разрушая с болью воздвигнутую ею вокруг себя стену, и тронул ее душу.

Все чувства кричали о том, что он здесь.

– Джордан… – Его имя прозвучало едва слышным, прерывистым шепотом, но, кажется, он расслышал. Он замер, неуверенность во взгляде исчезла. Неожиданно он улыбнулся той своей белозубой робкой улыбкой, которую Джини так хотелось забыть, но которую она наперекор себе помнила так хорошо. У нее до боли перехватило дыхание, а тело пронзила ужасная дрожь.

Джини уже не слышала криков толпы. Время остановилось.

На свете остались один мужчина и одна женщина.

Она спрыгнула с ящика, на котором стояла, и, спотыкаясь, двинулась навстречу ему. Но два подростка из толпы отшвырнули ее.

Толпа хлынула и повалила Джордана. Сотни восторженных поклонников бросились к своему кумиру и сбили его с ног. Джини рванулась к нему, а он устремился к ней, пытаясь выбраться из груды тел и схватить ее тонкую руку – источник его силы.

На мгновение их руки припали друг к другу, как к источнику спасения, и тут же разъединились. Джини отбросило в сторону и понесло вдаль, как щепку на гребне волн во время бури. Джордан беспомощно звал ее, он дрался, как лев, чтобы дотянуться до нее. Но в каком-то безумии люди наседали на него и свалили на землю, несколько человек попадали сверху.

Женщины начали отрывать кусочки от его рубашки, вырывать пряди волос. Джини умоляла:

– Помогите ему! Ради Бога! Кто-нибудь! Они убьют его!

Завыли сирены десяти полицейских машин, срочно вызванных к стадиону. Десятки полицейских прокладывали путь среди толпы.

Джини оказалась в центре этого живого урагана, внезапно ей показалось, что она не может дышать.

– Они убьют его, – шептала она.

Последнее, что она увидела, прежде чем потеряла сознание, было обеспокоенное лицо полицейского, превращающееся в туман, а ее последней мыслью был страх за Джордана.

Джини вцепилась в ручки кресла, как только освещение в зрительном зале начало меркнуть, а прожектор устремил яркий свет на сцену в центре стадиона. Ее место находилось так высоко, что сцена казалась оттуда немногим больше почтовой марки. Публика ожидала в беспокойном предвкушении, и Джини не отличалась от остальных зрителей: она подалась вперед, ее пальцы впились в подлокотники.

Господи, какое безумие толкнуло ее на такую нелепость, зачем она решила посмотреть выступление Джордана? Видимо, их встреча, а потом нападение толпы на него лишили ее способности рассуждать. Поэтому, увидев перекупщика с единственным билетом, Джини отреагировала, не думая.

Она говорила себе, что сделала это только потому, что боялась за Джордана, но на самом деле это была не вся правда: ее переполняло страстное желание – настолько же неистовое, как и у Мелани, – видеть его, слышать его голос.

Люси дала подруге денег, чтобы заплатить перекупщику ошеломительно высокую цену, которую он запросил, и уехала в свой мексиканский ресторанчик, пообещав Джини встретить ее спустя два часа в холле мотеля напротив стадиона.

Вдруг из темноты на освещенную прожектором сцену вышел высокий темноволосый человек с гитарой в руках и раскланялся. От его движений гитара блестела и переливалась.