Но Харальд ответил:
– Первым было одно расставание, и я даже не знаю, что для меня больнее...
Впервые Харальц ощутил беспокойство в феврале, спустя почти пять месяцев жизни на постоялом дворе. Удлиняющийся день напоминал о том, что скоро весна, и ласки Дины перестали приносить удовлетворение.
– Что-то не так? – спрашивала молодая женщина, и в небе голубых ее глаз появлялись тучки беспокойства.
– Все хорошо, – отвечал Харальд, чувствуя фальшь в своих словах и злясь от этого.
Обострение случилось сразу после Нового года, что празднуют в начальный день весны, первого марта Ночи наполнились кошачьими воплями, сугробы исчезли за несколько дней, превратившись в воду без всякой магии. Сияющее золотом солнце пригревало, на полях появились черные кляксы грачей, и над миром воцарились весенние запахи – парящей земли, первых почек, пробуждающейся жизни.
Разговор состоялся утром, после очередной ночи страсти и нежности.
– Ты беспокоен, – сказала Дина.
Голова ее лежала у Харальда на груди, теплое дыхание щекотало подбородок. Ночь пахла блаженством.
– Да. – Врать было бесполезно.
Харальд провел рукой по мягким волосам подруги, опустил ладонь ниже, надеясь, что разговор не будет продолжен. Но надежды разлетелись брызгами лужи под сапогом.
– И в чем причина? – Дина резко села, отстраняясь от ласки. – Я тебе надоела?
В полутьме ее тело белело аппетитной пышной булкой. Харальду не надо было смотреть, он знал его в малейших деталях: шелковистая кожа, сладкая на вкус, большая упругая грудь, плоский нежный живот, пышные бедра...
Женщина, его женщина. Харальд испытал острый приступ желания. Прошептал страстно:
– Иди ко мне...
– Нет, ты ответь: я что, надоела тебе?
– Нет. – Желание пропало, погасло свечой на сквозняке. – Не надоела. Я все так же люблю тебя.
– Так в чем же дело? – Обида дрожала в голосе Дины, а глаза блестели сквозь полумрак.
– Мое стремление сильнее любви. – Харальд вздохнул. – Стремление стать магом. Да и не могу я вечно жить у тебя и жениться на тебе тоже не могу.
– Да, я понимаю. – Голос ее задрожал. – Я – худородная.
– Зато ты самая красивая женщина из всех, кого я видел, – Харальд сел, обнял подругу за плечи, – Но не в тебе дело. Просто у настоящего мужчины должна быть мечта, к которой он обязан неудержимо стремиться. Мою ты знаешь. И пока она есть, я не могу жить спокойно, даже с тобой.
– Значит, ты уедешь?
– Да, когда просохнут дороги.
– Никакой ты не настоящий мужчина, ты просто обиженный мальчишка, который стремится утереть нос родичам, доказать свою силу, – сказала она сердито. – Обычно этим занимаются лет в тринадцать-четырнадцать, а ты вот перерос.
– Может, и так, – сказал Харальд мрачно, – Только это ничего не меняет.
За окном хрипло заорал петух. Со всех концов селения ему ответили другие. Близился рассвет.
Он уехал примерно через месяц после того разговора. Над миром царило молодое весеннее солнце Золотым слитком в голубом небе оно изливало свет и тепло на землю. Орали обезумевшие птицы, и над землей плыл запах молодой зелени.
Конь, уведенный Харальдом из родного дома, за зиму отъелся и теперь недовольно всхрапывал, вновь ощутив на спине седло. Дина стояла потерянная, жалкая, словно тяжелобольная. |