Рыжий, как огонь, лохматый парень встал около дивана, нагнулся. Девчонка — невысокая, стройненькая — держалась руками за плечи и покачивалась, шепча: «Ойдуракойдуракойдурак…» Серега тихо спросил:

— Гжесь,что там с ним?

Рыжий — это и был Гжегож — выпрямился, скользнул равнодушным взглядом по Ленке и сказал:

— Активность 20% и падает, — потом покачал головой. Ленка стояла около дивана, глядя бешеными глазами.

— Уйдите все, — яростно сказала она. Больше ничего не добавила, но все — и люди, и нежити — молча и быстро покинули комнату. Только Катька попробовала задержаться, но Витька мягко и решительно проводил ее, закрыл за ней дверь и вернулся к дивану.

— Славик, Славик! — голосом, полным ужаса позвала Ленка.

Охотник не пошевелился. Он лежал на диване так, как его положили туда — в рост, разбросав ноги и свесив до пола правую руку, из которой еле удалось взять рукоять меча, в обгорелой куртке и джинсах, в полопавшихся от жара кроссовках, с почерневшим лицом, оскалив белые, ровные зубы.

— Он еще… есть? — отчаянно спросила Ленка. Витька покачал головой:

— Я не знаю, Лен.

Ленка поняла, что вопрос ее в самом деле не имеет смысла. Она не поймет, когда Славка уйдет, оставит ее навсегда. Как определить уход того, у кого не бьется сердце, нет дыхания и реакции на свет — ничего человеческого?!

Кто, если подумать, и жив-то не был.

— НЕТ! — Ленка сама испугалась этого крика. — Нет! Не хочу! Не отдам! Не отдам! Уходи! Убирайся, сука! Не смей!

Она и сама не понимала, почему и кому так кричит. Просто — кричала и прижала к лицу холодную руку, пахнущую, как новое сиденье в машине — синтетикой и мертвой кожей, а еще — гарью, и чем-то совсем чужим.

— Славка! Не умирай! Пожалуйста! — Ленка закричала так, что Витька вздрогнул испуганно — ему показалось, что сестра сошла с ума, что она сейчас умрет около этого дивана, на котором лежит его, Витьки, дважды мертвый друг.

А Ленка стояла на коленях, не выпуская холодной руки — с надеждой, глупой надеждой не на чудо даже. На что-то, чему нет названия, чего не бывает…

...В сером тумане, где, покачиваясь, плыл Славка, его сознание продолжало холодно оценивать степень опасности для организма полученных повреждений. Боли и страха он не ощущал, но организм сигнализировал о повреждениях, делающих невозможным дальнейшее нормальное функционирование. «Как в «Терминаторе», — вспомнил он видео, которое смотрел несколько раз. — Поражен на 80%. Нет, — он прислушался к себе, — больше. Только думать и могу. Страшно.»

Слово было бледным, как зимнее солнце. Просто — слово. Много ли храбрости в поступках того, кто не знает страха? Отвага — преодолеть страх. Если нечего побороть — чем хвастаться? Люди знают настоящий страх и борются с ним. Как Ленка.

«Ленка, Ленка, Ленка…» — повторил он. И внезапно ощутил СТРАХ. НАСТОЯЩИЙ СТРАХ.

Страх пятнадцатилетнего мальчишки, ужаснувшегося при мысли о том, что он теряет свою любовь.

«Не хочу умирать!» — закричал он. Истошно закричал — и услышал голос своего учителя.

«Она погубила тебя.»

Старый волхв стоял в серой мути, опираясь на посох. Седые пряди падали на плечи, скрывали лицо.

«Не думай о ней. Соберись с силой. Исцели себя. Ты можешь.»

«Ленка!» — закричал он снова и забился в тисках внезапно ставшего чужим тела.

«Глупый! — стукнул посохом волхв. — Себя погубишь! Пропадешь совсем, глупый!»

«Я больше не хочу так! — закричал Славка.