Но это были только предлоги. Политическое направление, которое тогда начало обнаруживаться в московских кружках, сделалось главною причиною перемены в расположении молодёжи к Шевырёву. Он думал только о науке и искусстве, а для передовой молодёжи важнее всего была политика, – и так произошло разделение лагерей. Мы занимались политическими вопросами, но совершенно в другом роде. Взаимного объяснения не было, да и быть не могло: мы составляли старший профессорский кружок, а те – младший студенческий. Мы обращались преимущественно к прошедшему, а противники наши к будущему.
В 1835 году Шевырёв принял деятельное участие в издании Андросовым «Московского наблюдателя», где он сильно вооружился против Сенковского и нажил себе нового врага. В 1836 году Шевырёв начал читать историю русского языка по памятникам, а в следующем – историю русской словесности, также по памятникам. Таким образом постепенно распространялся его курс. И тогда же, по новому уставу, он должен был написать ещё рассуждение для получения степени доктора. Это была целая книга, под заглавием: «Теория поэзии в историческом её развитии у древних и новых народов». Другую книгу издал он в том же году: первый том «Истории поэзии».
С первых лет своего профессорства он устроил преподавание первому курсу студентов, ему порученных в связи с практическими их занятиями, приведя последние в систематический порядок. Всякий студент был обязан представить ему в известные сроки сочинение и перевод, которые он внимательно прочитывал от первой строки до последней, отмечал ошибки и неправильности и разбирал с глазу на глаз, или в классе. Таких упражнений поступало к нему в год сот по пяти и более. Кабинет его всегда был открыт для студентов. Он помогал им советами, снабжал книгами, делал пособия денежные и спас некоторых от тяжкой участи своим горячим заступлением. Много встретил он неблагодарных, как это обыкновенно бывает со времени девяти прокаженных мужей, о которых спросил Спаситель: «Не десять ли очистишася, а девять где?» Зато другие помнили его добро и чрез долгое время по выходе из университета выражали свою благодарность. Многие из наших теперешних писателей обязаны ему своими успехами; назову для примера из разных поколений: Буслаева, Самарина, Берга, Фета, Бартенева, Бессонова, Тихонравова… Тогда же устроена была Шевыревым студенческая библиотека из ежегодных пожертвований студентов.
Беспрерывные труды в продолжение пяти лет подействовали на его здоровье. Он должен был взять отпуск на два года и отправился в любезную свою Италию с семейством. В Риме был тогда Наследник, нынешний государь. Шевырёв с другими русскими, нарядившись в русские платья, поехали по Корсо, распевая русские песни, и, поравнявшись с великим князем, подали ему блюдо горячих блинов. Веселая беззаботность римлян во время карнавала нравилась Шевырёву: он сам веселится от души, смотря на их веселье. В Риме был тогда и Гоголь. В день его рождения, 27-го декабря 1838 года, празднуя его со многими русскими на вилле княгини Волконской, Шевырёв прочёл ему следующие стихи, при поднесении от друзей нарисованной сценической маски:
В Риме я нашёл Шевырёва в 1839 году за книгами, рисунками и тетрадями, и провёл целый месяц вместе с ним. Гоголем и Ивановым. Они познакомили меня с Римом и ею окрестностями. Из Рима отправились мы с Шевыревым в Неаполь. Точность его, доведённая до крайности, была очень тяжела. Приехав в Неаполь, он хотел непременно прежде всего визировать паспорта у консулов тех владений, куда мы предполагали заглянуть с парохода по пути в Марсель, то есть, римского, флорентийского, сардинского и французского, потом навести справки о пароходах и взять места, прежде нежели приступить к осмотрам. На это потребовалось около двух дней, в продолжение которых мы должны были сидеть, сложа руки, а всех дней было только пять или шесть. Мученье мне было с ними: Гоголь всегда опаздывал и не хотел соблюдать никаких формальностей, Шевырёв хотел являться всегда чуть не накануне срока и сочинял формальности. |