— Виктор Иванович просил передать свои сожаления. Но ему пришлось очень рано уехать. Но если вы задержитесь у нас до вечера, то он непременно прибудет пораньше, — быстро проговорила Эмдуровна, не переставая улыбаться и широко распахивая тяжеленные дубовые двери.

— Мне нужно на работу, — мягко ответил Ден. — А то бы непременно.

Завтрак для нас приготовили действительно роскошный, и я только усмехалась, видя, как раскрасневшаяся тетя Лена, наша повариха, приносит на стол одно блюдо за другим.

«Я живу в театре абсурда, — почему-то подумала я, глядя, как Ден уплетает рулетики из лосиного мяса, фаршированные белыми грибами и зеленью. — В доме моего законного мужа спокойненько расселся мой ёб…рь, и прислуга не знает, чем ему угодить».

После завтрака Эмдуровна, умильно глядя на отдувающегося Дена, спросила, не нужно ли ему приготовить постель.

— Денис сейчас уезжает, — хмуро ответила я за него, вдруг испугавшись, что он решит остаться.

— Но как же? — закудахтала Эмдуровна. — И не отдохнет с дороги?

— Позвоните в гараж и справьтесь о состоянии его машины, — сказала я.

— Хорошо, — сухо ответила она и вновь поджала по своей привычке бледные губы.

— Дорогая Эмма Эдуардовна, — ласково проговорил Ден. — Как-нибудь обязательно погощу в вашем милом уютном доме.

И она сразу расцвела.

— И в машине есть для вас гостинцы, — почему-то добавил он. — Для вас, Натальи и вашей чудесной поварихи.

«О чем это он?» — изумилась я.

Но Ден уже вышел за двери. Он отсутствовал минут двадцать, но все это время Эмдуровна стояла у двери навытяжку. Скоро к ней присоединилась Лаки, украдкой поглядывая на меня. Я сидела в кресле в другом конце гостиной возле горящего камина. Когда Ден вернулся, я встала и подошла. И с трудом удержалась от смеха, когда увидела в его руках пакет с пирожками.

— Это моя мама испекла, — сказал он. — Вам — гостинец.

К моему удивлению, Эмдуровна с радостью приняла пакет и сказала, что поделит поровну. Я заметила, что ее глаза увлажнились, а руки мелко дрожат.

«Дурдом!» — подумала я и вышла на улицу.

Отремонтированная «девятка» Дена уже стояла у порога. Скоро появился и он, быстро чмокнул меня в щеку и уселся в машину.

— Ты когда в город? — спросил он, высунувшись из окна.

— Завтра, — ответила я и махнула ему.

Когда «девятка» скрылась из вида, я зашла в дом и, не глядя на все так же стоящую у дверей Эмдуровну, начала подниматься по лестнице. Зайдя в свою темную спальню, я зачем-то уселась на пол у крохотного водоема возле настенного водопада и стала покачивать искусственные лотосы, брызгаясь водой. Настроение было отвратительным. Я все вспоминала нашу поездку и никак не могла разобраться в своих чувствах.

«Может, и правда нужно сходить на исповедь?» — подумала я.

Но, представив, как рассказываю священнику о своей жизни, особо про съемки у Роя, усмехнулась.

— Интересно, отпускаются ли такие грехи? — спросила я саму себя.

К тому же у меня давно выработалось собственное понятие греховности. Я считала, что если я совершаю что-либо непозволительное в свете общепринятых законов морали, но это может повредить лишь мне, не задевая других людей, то это вовсе и не грех. Ведь от моих поступков будет плохо только мне, и я никому не причиню вреда. Но если мои поступки могут повредить окружающим, то это и есть самый настоящий грех. Пока, как я решила, моя двойная жизнь никому не наносила никакого урона.