Снаружи кто-то нажал на дверную ручку. Я отступил от двери, она открылась, и появился доктор Ойленглас. С ним был маленький толстый человек в белом халате. Он был похож на профессионального букмекера — хитрый, бесцеремонный и циничный. Только руки выдавали в нем врача. Это был профессор Вогт.

Ойленглас познакомил нас и пошел за порошком, когда я сказал, почему я встал. Вогт довел меня до кровати.

— Будет лучше, если какое-то время вы будете как можно меньше двигаться, — сказал он. У него был голос евнуха. Высокий, певучий, какой-то бабий. Удивительный врач, подумал я. Он сел около меня и достал из кармана халата аппарат стетоскоп.

— Не могли бы вы снять куртку, мистер Чендлер?

Я снял, и он начал меня обстукивать. Его пальцы были твердыми и горячими. «Дышите глубже, — говорил он при этом, — еще глубже. Теперь, пожалуйста, не дышите… А теперь опять очень глубоко, да…» Он исследовал меня со знанием дела и быстро. Он заглянул мне в горло, прощупал железы и проверил мои рефлексы маленьким металлическим молоточком. Потом он заставил меня повращать глазами.

— Небольшое, но тщательное обследование будет вам полезно, мистер Чендлер. Я уже сказал это вашей жене. Завтра утром мы пойдем в оптическую лабораторию.

— Вы думаете, что я… что у меня…

— Да? — Он спокойно взглянул на меня маленькими хитрыми глазками.

— …что у меня опухоль?

Он дружелюбно улыбнулся:

— Мой дорогой друг, как вы считаете, вы можете написать сценарий про мою жизнь?

— Не знаю, господин профессор. Я ничего не знаю о вашей жизни…

— Вот видите, — сказал он. — И я ничего не знаю о вашем теле, чтобы понять, есть ли у вас опухоль. Вы должны дать мне немного времени.

Ойленглас пришел с порошком, который я проглотил, продолжая описывать Вогту мои симптомы, о которых его коллега уже знал.

— Ага, — сказал он, когда я рассказал ему о своих затруднениях, связанных с произнесением некоторых слов. — Итак, вы не можете произнести некоторые слова?

— Да.

— Что это за слова? Это какие-то определенные слова?

— Нет. Совершенно разные. Неопределенные.

Он достал из кармана карандаш:

— Что это?

Я ответил. Он показал на картину и опять задал вопрос. После четвертого предмета, который я назвал, выражение моего лица, вероятно, изменилось, потому что он спросил, что со мной.

— Совсем ничего. Я только немного испуган.

— Чем?

— Этими… этими вопросами. Это выглядит так, как будто я сумасшедший.

— Не говорите ерунды, мистер Чендлер, — строго сказал он своим писклявым голосом, который вызвал во мне смех, — и, пожалуйста, соберитесь. Для подобных импрессий нет никаких оснований. — Он посмотрел на меня. Его глаза неожиданно стали строгими и в них появился приказ. Желание смеяться у меня пропало:

— Хорошо, господин профессор.

Он продолжал задавать вопросы. Наконец он добился, чего хотел. Он вытащил ключ:

— Что это?

— К… кл… кла… — Я потел, в висках стучало, я чуть не плакал. Дыхание стало тяжелым. Я попытался еще раз. Я не мог выговорить слово «ключ».

— Но вы знаете, что делают этим предметом?

— Да, господин профессор.

— Что им делают?

— От… отк… — Я видел, что Ойленглас записал что-то в блокнот, который сунул в карман.