В Эфиопии есть памятник национальному поэту Пушкину…

Да. Американские негры тоже, издавая Пушкина на английском языке, считали его «национальным поэтом». Но это курьез…

Так вот, даже в лагере, где все мы были одинаково плохо одеты, спали в одних и тех же бараках, питались одинаковой баландой, никто не путался. Меня там спросили об одном человеке (мать у него русская, отец китаец): Вы считаете его за своего? Я ответил: да. Почему? Стихи читает по-нашему, ругается по-нашему, ведет себя по-нашему. Совпадает стереотип поведения, именно это и есть определяющий динамический признак этноса.

Англичанин тот; кто ведет себя по-английски, а ирокез тот, кто по-ирокезски. Специально научиться этому нельзя, все «впитывается» с детства, и происхождение ни при чем – ведь если даже ребенок не знает отца и матери, это не мешает ему принадлежать к тому, или иному этносу. Внутри этноса есть субэтносы…

Вы полагаете, главное – стереотип поведения, я не язык? Сейчас в печати особенно республиканской, идут такие яростные споры о национальном языке, как «стержне» нации, о его роли в развитии культуры.

Это очень важный компонент, но не решающий, как и происхождение. Язык можно выучить. Моя мама, например, до шести лет не знала русского языка. «Папа растратил мое приданое», – объясняла бабушка (по-французски), готовя маму в гувернантки. И только когда ее стали отпускать на улицу играть в лапту с другими девочками, она выучила русский… Писала-то стихи она по-русски. А немецкие ее подруги, кстати, говорили примерно так: штеллен зи ди банка мит варенье ауф дем полка, – и при этом оставались настоящими немками.

Однако нация на протяжении своей истории не остается неизменной… Меняются ли стереотипы?

Да, есть определенный промежуток времени, в течение которого живет любой этнос. Он эмпирически подсчитан – 1200 (1500) лет. И, говоря об этносе, мы должны учитывать не только его географическое положение, не только культурные традиции, но и его возраст.

Можно сравнить его с человеческим. Младенец почти беззащитен, но имеет огромную потенцию, которая позволяет ему развиваться, учиться, становиться на ноги. Обижать ребенка грешно, надо дать ему возможность вырасти. Затем, через некоторое время – фаза подъема, – этнос становится очень активным, агрессивным. Таков Древний Рим времен ранней республики, такова Византия первых веков нашей эры. Время идет, наступает «перегрев» – как у молодых людей, которые испытывают такое внутреннее давление накопленной ими энергии, что совершают ряд поступков, продиктованных не только и не столько необходимостью, сколько наличием избыточной энергии.

Что это за энергия, спросите вы? Она описана В. И. Вернадским как энергия живого вещества биосферы, по природе своей биохимическая. Она есть в каждом организме и в системе организмов, в этносах, их скоплениях, суперэтносах, которые мы называем культурами – греко-римская культура, персидская культура и так далее.

С течением времени расход энергии начинает превышать ее поступление: ведущим становится тип обывателя, исполнительного, честного, послушного, но малотворческого. Люди энергичные, пассионарии (пассионарность – это стремление, способность человека к изменению окружающего мира) становятся художниками, писателями, полководцами, основателями сект, конкистадорами, честолюбцами, словом, работают на будущее, в какой-то мере жертвуя своим реальным бытием. Планше и Бонасье вытесняют д’Артаньянов и Атосов. Кстати, во Франции XVIII века рыцарей (которых было несколько тысяч) сменили мушкетеры (которых было всего 102 человека). Остальные предпочитали не рисковать. Потребители – балласт, который разъедает любую систему. Приходит упадок – не государства, оно сложилось, но этноса, у которого нет больше энергии для развития, инициативы.