Изменить размер шрифта - +
Истинная сила скрыта во взгляде. Неистовый огонь в глазах говорит о решимости и жестокости человека, а иногда и о том, какой ад заключен в его душе и вырывается наружу при первых признаках противостояния, сметая все чувства, стирая улыбки, морщины и гримасы. Два настоящих подонка вступят в схватку друг с другом только в самом крайнем случае, если их к этому вынудят. Во всех иных ситуациях они с первого взгляда оценят авторитет, силу и историю противника, и один отступится — не чувствуя себя побежденным и не испытав позора.

Мы обмениваемся рукопожатиями, и он притягивает меня к себе, чтобы обнять. Я прижимаюсь к его крепкому телу и неожиданно успокаиваюсь.

 

Он заказывает нам кофе. Несколько мгновений мы молча вглядываемся друг в друга. Он, как и я, вспоминает прошлое.

Я нарушаю неловкое молчание:

— Ты не слишком изменился.

Соломон выслушивает комплимент и подмигивает.

В обычной ситуации каждому было бы о чем рассказать другому и каждая фраза наверняка начиналась бы со слов «А ты помнишь тот день, когда…». Но не теперь.

Внезапно его лицо каменеет.

— Я очень горевал, Даниель.

Я коротко киваю.

— Они не люди, — продолжает он. — Человек смотрит врагу в лицо и дерется на равных. Не нападает на невинных, на детей. Как изменился мир, черт бы его побрал! Мы были шпаной, но соблюдали правила. Знали, что такое честь. Да у меня больше уважения к худшему из врагов, чем к вождю этих мерзавцев.

Он говорит о «нашем мире» и «наших правилах» так, словно я никогда не покидал банду. Его слова утешают меня, воссоздавая основу моей жизни, какой бы хрупкой она ни казалась. Но они же и ранят, напоминая, сколь глубоки мое беспамятство и неблагодарность. Я покинул Соломона и остальных, чтобы сочинить для себя новую жизнь. Я вычеркнул их из моей истории. Но я позвал, и Соломон пришел, как будто мы виделись только вчера. И я снова чувствую принадлежность к этой своей семье — давней и надежной. Неужели есть на свете структура — реальная, хоть и неосязаемая, — способная подхватить мои гниющие на солнце останки?

— У меня никогда не было врагов, Соломон. В юности мы просто развлекались. Мы были безумны и жаждали свободы, но ни с кем конкретно не враждовали. Сегодня у меня появился настоящий враг.

Он задумчиво кивает:

— Я догадываюсь, зачем ты здесь. Ты готов совершить ужасную глупость, Дани. Эти люди думают не как мы. Хочу, чтобы ты знал: я тебе помогу. Во всем, без всяких условий. Но что бы ты ни задумал, это безумие. Что тебе о них известно? Ты собрал информацию? Легавые всех стран пытаются их отловить, но не преуспели, так почему должно получиться у тебя?

Вчера мы были друзьями, братьями, сообщниками. Готовыми пожертвовать жизнью за друзей. Реми, Набиль, Витто, Бартоло и я составляли маленький замкнутый клан. Вокруг нас крутились другие мелкотравчатые негодяи, они участвовали в наших делах по необходимости или сродству душ. Соломон всегда был самым решительным, умным и умелым. Когда мы планировали кражу или стычку с другой бандой, он давал нам высказаться насчет деталей, даже поспорить, потом прерывал обсуждение, выдавал решение, и мы его не обсуждали.

— Мне нужно… оборудование.

— И только?

— И только.

Он вздергивает брови:

— Ты один?

Я киваю.

— Совсем рехнулся! — восклицает он. — У них наверняка мощная разветвленная организация…

— Не беспокойся, я знаю, что делаю. — Мой голос звучит твердо.

— Думаешь, я дам тебе в одиночку ввязаться в такое опасное и скользкое дело? Я всегда прикрывал ваши тылы!

— То было раньше, Соломон.

Быстрый переход