— А‑а! У нас все разговоры телефонные! — и положила трубку.

Да, похоже, моя семейная жизнь дала приличную трещину. Я снова заказал разговор. Наташа долго не снимала трубку, потом звонки ей, видимо, надоели, и она сказала сердито:

— Слушаю!

— Вот ты и слушай, а не бросай трубку, — сказал я притворно веселым голосом.

— Слушаю, — сказала она грустно.

— Натка, ты зря сердишься. Я ведь не бездельничаю и не развлекаюсь. Дело паршивое попалось, — и торопливо добавил: — Но я все‑таки надеюсь управиться с ним побыстрее и догнать тебя в Гагре.

Наташа молчала.

— Я прилечу на самолете, ты будешь встречать меня, и мы с тобой будем гулять и потрясающе развлекаться.

Наташа молчала.

— Ну, что ты молчишь? — не выдержал я. — Скажи хоть одно человеческое слово!

— А что я тебе скажу? — спросила она тихо, и я услышал, даже не услышал, а почувствовал, что она плачет.

— Наточка, Натка, ну зачем ты так? Ведь ничего же не произошло. Ну, плюнь. Я же через несколько дней прилечу.

— Брось, — сказала она незло, как‑то очень устало. — Тебе, наверное, легче, когда ты считаешь меня дурой. У жен‑дур и капризы дурацкие, поэтому с ними считаться не обязательно.

— Не пойму я, Наташа, о чем ты? Разве это так серьезно?

— Это — серьезно. Очень серьезно. А разговор у нас несерьезный.

— Почему?

— Не знаю. Ведь это от тебя зависит. А ты почему‑то все время делаешь вид, будто разговор идет только об отпуске…

— А о чем же?

— О том, что мы, наверное, устали друг от друга.

— Прости, не понял?

— Понимать нечего, — сказала она тихо. И не сразу, словно собираясь с духом: — Я тебе давно уже хотела сказать. Нам надо разойтись.

У меня было такое ощущение, будто я с разбегу налетел на бетонную стену.

— Так…

— Поверь мне, будет лучше, — сказала Наташа.

— Так, — повторил я, стараясь понять ее слова. Сначала удивление, а потом пробуждающаяся боль хлынула на меня, как вода из размытой плотины. И я заорал в черную равнодушную решеточку микрофона. — Но почему, почему?

А телефонный диск десятью дырочками‑зрачками смотрел на меня ехидно, и в ушах звенели слова: «У нас все разговоры — телефонные».

— Потому что людям, которые не любят друг друга, жить вместе — глупо и пошло.

— Но я‑то люблю тебя!

— Любил. Привычка сожрала твою любовь. И, пожалуйста, не думай, что я истеричка. Дело не в отпуске.

— А в чем же, если не в отпуске?

Она вздохнула.

— Миллионы супругов проводят отпуск отдельно, и ничего не происходит. Дело не в этом. Дело в том, что ты перестал замечать меня дома.

— Что ты говоришь, Наташа! Ты же не девочка, ты же взрослая женщина!

— Да. Обычная женщина. Поэтому мне нужно, чтобы мой муж был обычным человеком, а не майором Прониным. Чтобы он ходил со мной в кино и в гости. Чтобы к нам домой тоже приводил гостей. А не прокрадывался со своими оперативниками поздно ночью на кухню пить потихоньку водку и есть холодные пельмени.

— Но мы же боимся тебя разбудить…

— А ты не бойся! — сказала она сердито. — Ты приходи с приятелями в такое время, когда нормальные люди развлекаются, а не спят.

— Но ведь с работы…

— Да, с работы, — перебила она. — Если бы ты был эгоистом, я, наверное, возненавидела бы тебя.