Как позже выяснилось самое сложное для меня испытание оказалось не придумывание ответов о быстром развитие ребенка и таком же быстром взрослении Анькиной дочурки, а держать себя в рамках дозволенного и не поддаваться порывам обнимать и целовать свою пару. С каждым днем меня всё больше тянуло к Женьке. Несколько раз по ночам, возвращаясь с кухни или с туалета, ловил себя на том, что вместо своей спальни забредаю в комнату к Жене. Иногда просто сидел тихонечко рядом, вдыхая её аромат и наслаждаясь хотя бы такой близостью. Слава всем богам, что она ни разу в такие моменты не просыпалась, вымотанная заботами о ребенке, иначе я бы ни за что не смог придумать себе оправдание.

Вторым не очень положительным моментом было то, что мы всё еще не нашли ни отца ребенка, ни фирму, в которой бы могла работать Женя. Мы подключили все имеющиеся связи, но ничего пока не выяснили. Сама Женя категорически отказывалась говорить о своей прошлой жизни. К тому же она никак не хотела доверять мне. Все её секреты и тайны всё еще были закрыты для меня. Да что там, она до сих пор не забрала свои вещи из камеры хранения. Хотя Аня намекала и однажды прямо в лоб спросила об этом. Но Женька лишь пожала плечами. И я уверен, она делает это для того, чтобы иметь возможность в любой момент уйти от меня. Ведь налегке это сделать куда проще, чем со всеми своими вещами. Бесконечно упрямая девочка. Мою вторую сущность это не столько огорчало, сколько раздражало. Хотелось встряхнуть её маленько, чтобы она перестала меня сторониться и рассказала обо всех своих проблемах и печалях, но ведь нельзя. Из-за всей это нервной для меня ситуации я стал каким-то дерганным. Нет, дома я был пай-мальчиком. Зато на работе, или в любом другом месте, я постоянно рычал на всех, любой незначительный промах становился поводом для выволочки. Ведь моя звериная сущность была уверена, что работа мешает мне постоянно быть рядом с Женей и налаживать с ней контакт. Серёга смотрел на всё это и посмеивался надо мной. Но тем не менее он вошел в моё положение, и по возможности контролировал большую часть дел сам. Во второй половине дня я теперь каждый день по часу пропадал в специальном разминочном зале, давая волю своему тигру и выпуская пар. Это хоть как-то помогало успокоиться. Хотя на данный момент единственное, что приносило моей душе настоящее успокоение — это редкая возможность прикоснуться к моей паре, взять её за руку. На прогулке или дома, когда пытаюсь ей что-то показать, или чтобы привлечь её внимание, или помогая с ребенком. Пока мне были доступны только такие мимолетные прикосновения. И уж поверьте, я им радовался как никогда.

Помощь сестры оказалась неоценимой. Кстати, до этого времени я не знал, что мои родные сестры, всё время такие скромные и прилежные, могут так отменно врать и уговаривать. Благодаря их стараниям я вскоре получил документы на малыша и, кое-кому заплатив, всё же вписал в его свидетельство о рождении собственное имя. Удивительно как легко нарушается закон в небольших городах и с подходящими связями, особенно в свете того, что ребенок, как и я, был оборотнем, а мама малыша — человек. Теперь он Александр Егорович Светлов. Для Жени я достал отличное от настоящего свидетельство, в котором было указано другое отчество и фамилия. Искренне надеюсь, что потом, когда я буду открывать ей всю правду о моих не очень честных действиях, она будет уже любить меня и не возненавидит за это. Кстати, о любви. Мне-таки удалось пробить небольшую брешь в её непоколебимой броне недоверия. Думаю, всему виной мои феромоны. Медленно, но верно они начинают на неё действовать — она стала больше улыбаться, спокойнее относиться к моей заботе о ней и малыше, даже иногда шутить. И не смотря на огромную непробиваемую стену её секретов, между нами завязалась дружба. Только периодически я вдруг натыкался на её тоскливый взгляд, обращенный куда-то в пустоту. Но то, что она начала на меня реагировать иначе, я заметил случайно. Как-то раз, когда у нас в гостях была Анютка с малышкой, я сидел у себя в кабинете, а наши мамашки с детьми в зале.