Изменить размер шрифта - +
Поначалу ему показалось, что, вместо того чтобы распахнуть дверь, он включил телевизор. Лицо человека, который стоял на лестничной площадке, было до неприличия знакомо, знаменито, известно. Это был кинорежиссер, мелькавший по всем каналам в разнообразных программах о кино. Его наверняка можно было бы назвать классиком кино, если бы Юрий видел хотя бы один фильм Локтева. А так, скорее, это был классик разговоров о кино. Что в нашей стране, очевидно, уже одно и то же.

– Господин Гордеев? – осведомился классик.

– Да. А вы Вадим Викторович? – сделал вид Юрий, что гостя не узнал, что вообще телевизор не смотрит.

– Можно просто Вадим.

– Можно просто Юрий, – ответил любезностью на любезность Гордеев. – Проходите.

Локтев выдвинул вперед свой атташе кейс и вошел в квартиру, словно ледоход.

Они устроились в гостиной, которая была по совместительству спальней и кабинетом. У Гордеева, собственно, была однокомнатная квартира. Да, это не очень похоже на быт адвокатов, но Гордеев и не был похож на людей этой уважаемой и очень прибыльной профессии.

Локтев устроился в кресле, а Гордеев, незаметно включив магнитофон, сел напротив и подпер щеку кулаком.

– Слушаю вас.

Локтев открыл кейс и достал оттуда бумаги.

Этого еще не хватало. Разбираться сейчас в бумагах у Гордеева не было ни сил, ни желания.

– Вы могли бы рассказать мне своими словами, – попросил он, – а документы я посмотрю потом.

– А это не документы, – улыбнулся Локтев.

Он передал Гордееву бумаги, которые оказались фотографиями.

– Что это? – спросил Гордеев, удивленно рассматривая фотографии, на которых знаменитые актеры были в каких то странных костюмах.

– Это – кино, – сказал Локтев. – Так сказать, рабочие моменты.

– Кино?

– Да. «Отелло», с вашего позволения.

– «Отелло»?

– Ага, Вильяма, нашего, Шекспира, – процитировал известную комедию Локтев.

– Интересно, – сказал Гордеев, чтобы хоть что то сказать.

– Вот об этой картине и речь.

– Да да, – сказал Юрий, откладывая фотографии и снова подпирая ладошкой щеку.

– Я режиссер постановщик картины. А материал, то есть отснятую пленку, продюсеры мне не отдают.

– Мгм.

– Вот я и хочу восстановить справедливость.

– Ясно.

Гордеев перестал подпирать рукой щеку, потому что понял, что сейчас просто уснет.

– Собственно, это и все, – сказала Локтев, укладывая в кейс фотографии. – Все документы – договора, контракты, соглашения – я отксерил, оставляю вам. – С этими словами он вынул из кейса другие бумаги и положил перед Гордеевым на стол. – Вы почитайте. Там, кажется, есть зацепочки.

– Отлично.

– А по поводу гонорара… Десять процентов от суммы вас устроят?

– М м м, – неопределенно промычал Юрий, не справляясь с потоком информации.

– Фильм стоил десять миллионов долларов, – пояснил режиссер.

– Э э…

– Ну хорошо, пятнадцать, но это предел.

– А а…

– Семнадцать, – рубанул воздух режиссер. – Двадцать процентов аванса и остальное по завершении дела. – Он снова полез в кейс и выложил на стол довольно внушительную пачку долларов.

Гордеев уронил голову. Случайно, но этот жест был воспринят режиссером как полное согласие.

Он тут же извлек из кейса новую бумагу и подвинул к Гордееву. Это был договор.

– Тогда подпишите.

О, если бы это было возможно!

Гордеев тоскливо посмотрел на Локтева, а тот улыбнулся, снова нырнул рукой в свой кейс и достал бутылку.

Быстрый переход