Но когда мы встретились с ним в эмиграции, в Берлине, он был в черной рясе с крестом на груди. Н.Ф. стал православным священником, настоятелем русской церкви на Находштрассе в Берлине. Потом его перевели в Будапешт, где он и скончался до Второй мировой войны.
Я родился в 1896 году. Мой брат Сережа — за полтора года до меня. Его выкормила грудью мать, но когда в мире появился я, мать кормить грудью была не в состоянии, и мне наняли кормилицу — Марию Пронину, крестьянку села Бессоновка, недалеко от Пензы. Село это славилось луком, и бессоновцы носили прозвище «лучников», так же как все пензяки — «толстопятых». Марья-лучница меня и выкормила, и я, вроде Владислава Ходасевича, могу сказать: «Не матерью — бессоновской крестьянкой Марией Прониной я выкормлен…» В семье у нас была фотография — Марья в полном уборе кормилицы, в кокошнике, в сарафане с высоко перетянутыми грудями, держит младенца в распашонке (меня). Свою «кормилку» я хорошо помню, ибо когда мне было уже лет десять-двенадцать, она часто приезжала из села к нам посмотреть на «своего Рому». Смотрела. А я, мальчишка, стеснялся. Мне было странно себе представить, что вот эта статная, приятная баба выкормила меня своею грудью.
После учения дома я поступил в пензенскую Первую мужскую гимназию. В этой старинной гимназии, окруженной обширным старым парком, в свое время учились разные достопримечательности: террорист Дмитрий Каракозов, повешенный за покушение на Александра II; неистовый Виссарион Белинский; и, наконец, расстрелянный маршал Михаил Тухачевский. Он был на два класса старше меня. Я знал и его, и его старшего брата Александра, и сестру красавицу Надю. Об этом я говорю в своей книге «Тухачевский».
Весной 1914 года я окончил гимназию и поступил в Московский университет на юридический факультет. В университете я на «весьма» сдавал все экзамены. Но юриспруденция как таковая меня не увлекала. Я чувствовал, что я совершенно не «юрист». Я занимался главным образом в семинарах профессора (тогда приват-доцента) И. А. Ильина, будущего эмигранта, опубликовавшего за рубежом много книг; после Второй мировой войны скончавшегося в Швейцарии. Я слушал у него курс «Введение в философию» и второй — по «Общей методологии юридических наук». Высокий, очень худой, красивый, но мефистофельский (хотя и блондин), И.А. был блестящим лектором и блестящим ученым. Его я тогда в Москве попросил указать мне книги для систематического занятия философией, ибо сам я сидел на скучнейших, толстенных томах «Истории новой философии» Куно Фишера. Хорошо помню, какой список первых книг дал мне И.А.: Апология Сократа, «Диалоги» Платона («Парменид»), «Метафизика в Древней Греции» кн. С. Н. Трубецкого, «Пролегомены ко всякой будущей метафизике» И. Канта, какую-то книгу Гуссерля и какую-то работу З. Фрейда. Слушал я и лекции по «Философии права» профессора Б. П. Вышеславцева, тоже будущего эмигранта и автора многих книг, вышедших за рубежом, скончавшегося после Второй мировой войны в Женеве. Слушал и «Государственное право» у профессора Н. Н. Алексеева, тоже будущего эмигранта, умершего после Второй мировой войны в Швейцарии. Слушал и профессора Байкова — «Энциклопедию права». Банков тоже оказался эмигрантом, не знаю, где за границей он умер.
На семинарах И. А. Ильина в прениях иногда выступали оставленные при университете для подготовки к профессорской кафедре Н. Устрялов и Ю. Ключников (оба будущие эмигранты, в 20-х годах идеологи сменовеховства). Блестящего публициста и ученого Н. Устрялова чекисты удушили шнуром (под видом «грабителей») в Сибирском экспрессе, когда по «милому» восточному приглашению Сталина Устрялов с Дальнего Востока ехал по Советской России. |