А потом по стене разнеслась весть о том, что имперские диверсантки захватили Машину.

– Утром я узнала, что это были наемницы, – сказала Мая. – Им заплатили за то, чтобы они проникли в помещения с Машиной и обороняли их до подхода войск Империи. Не позволили нам уничтожить Машину: должно быть, имперки лелеяли надежду перевезти ту к себе в столицу, разобраться в ее устройстве.

«Вот и задание для наемниц. Не ворота», – сказал я.

«Молчи. Слушай».

Наемницы перебили ослабленную охрану (часть стражниц Сорока отправила на стены), ворвались в машинный зал.

Но Первая предвидела, что такое может случиться. И позаботилась о том, чтобы ее творение не попало в чужие руки. В зале сработала защита от чужаков.

В Машине что-то загорелось. Та прекратила работу.

– Бабушка все еще пытается ее запустить, – сказала Мая. – Безуспешно. Думаю, у нее и не получится. Весь город уже судачит о том, что Машина сломалась навсегда. Пытаются понять, как мы будем жить дальше.

«В дневниках есть упоминания об этой защите, – сказал Ордош. – Расплавился блок управления. Ерунда».

– А знаешь, Нарцисс, я даже рада, что Машина сломалась. Серьезно. Понимаю, что рассуждаю, как эгоистка, но я довольна, что случилось это именно сейчас, сегодня. Правда! Ведь такое все равно произошло бы, пусть и через пару десятков лет. Но тогда бы я осталась один на один с этой проблемой. Ни бабушки, ни мамы уже не было бы рядом. И подданные винили бы в поломке Машины меня, а не имперок. А так… возможно никто и не узнает, что я хоть и Волчица, но не наследница Первой.

Карета остановилась.

Мая выглянула в окно. Сказала:

– Приехали. Выходим.

Продолжая сжимать мою руку, она вытащила меня из кареты.

– Иди за мной.

Повела меня к сторожевой башне.

Маю здесь знали – в башню нас пропустили.

Вслед за женой я зашагал по узкой винтовой лестнице. Скудное освещение едва позволяло видеть под ногами ступени. Пахло мокрым камнем.

– Зачем мы туда идем?

– Сейчас узнаешь, – сказала Мая.

И продолжила рассказ.

Не успела она прийти в себя от известий о нападении на Машину, как со стороны имперок раздались сигналы к построению. Враги даже не пытались скрыть свои намерения. За них это делала ночь. И тучи, которые затянули небо, спрятав звезды.

– Никогда не считала себя трусихой, – сказала Мая, – но от мысли, что имперки вот-вот полезут на стену, их будет много (справа и слева от себя я видела только нескольких девчонок, таких же бледных и напряженных, как и я), и все они будут пытаться меня убить, стало очень страшно. Даже промелькнула мыслишка о том, что зря я не послушала маму и не осталась во дворце (только никому не говори!). Я то целилась в пустоту, когда казалось, что заметила там движение, то полировала ладонью рукоять шпаги. И жалела, что не взяла с собой на стену ни капли полуспирта – мне бы он не помешал, успокоил бы нервы.

Мая толкнула толстую обитую железом деревянную дверь.

Мы вышли на стену.

Мне сперва показалось, что мы попали в тоннель: выложенный сырыми досками пол, вверху – деревянный навес. Солнечный свет лился лишь сбоку: проникал сюда со стороны города и между каменными зубцами.

Мая дернула меня за руку, привлекая внимание.

– Я стояла вон там, около той трещины. Видишь? Пялилась в темноту, пыталась унять дрожь в коленках. И напоминала себе о том, что я Волчица, потомок Волчицы Великой, а не робкая горожанка; что должна вести себя как воительница, а не как сопливая девчонка! А потом у меня разболелась рука.