— Повожу, — согласился он и хмыкнул. Микеле оторвал ломоть белого хлеба и покосился на Рика с нескрываемым интересом.

— А ты что, в этом разбираешься?

— Отец! — Артур бросил на Микеле укоризненный взгляд.

— Что вы имеете в виду? — удивился Рик.

Микеле пожал плечами и принялся намазывать хлеб таким жирным слоем масла, что холестерина с лихвой хватило бы на липидную бляху для целой артерии.

— Понимаешь, я не хочу ее баловать, но платье понаряднее ей не помешает. Скажем, розовое… А то черное слишком уж старомодно.

Рик и Артуро переглянулись и чуть не прыснули со смеха.

— Это все Стефания. Можно подумать, сестрица живет в девятнадцатом веке. Черный это цвет траура. — Микеле поднял глаза и кивнул Рику. — Помоги купить ей нарядное розовое платье. Только не слишком короткое. Ладно?

Рик сунул в рот ломтик хлеба и принялся сосредоточенно жевать: лучше жевать, а то еще ляпнет что-нибудь лишнее, а потом будет жалеть. Хорошо, если Артур окажется прав и Моника предпочтет распродажам библиотеку и компьютер! Потому что если эта скромница возжелает окучивать магазины, придется ей поискать себе другого провожатого.

Артур подозвал официанта и заказал себе еще пива.

— Моника провела чуть ли не всю жизнь в интернате при католическом монастыре. Думаю, это не могло не сказаться на стиле ее одежды.

— Она возвращается. Меняйте тему! — Микеле потянулся за вторым куском хлеба, а Артур ловким движением отодвинул от него подальше масло.

— Хватит, отец! Тебе нельзя есть столько жирного.

— И это говоришь мне ты? Тоже мне диетолог нашелся! Мы только-только пришли, а ты уже заказал себе вторую кружку пива!

Рик краем уха слушал извечные дебаты, а сам смотрел на Монику.

Несмотря на консервативный наряд, она обращала на себя внимание: и походкой, и осанкой. А безликая прическа только подчеркивала необычную форму глаз и яркость губ. Во всяком случае, когда она проходила мимо соседнего столика, за которым обедали четверо мужчин, двое с живейшим интересом подняли головы.

Моника подошла к столу. Микеле поднялся и покосился недобрым глазом на Артуро и Рика, пока они не последовали его примеру. Моника села на свое место, поджав губы — явно хотела спрятать улыбку.

Поймав на себе взгляд Рика, она быстро отвела глаза. Микеле снова потянулся за маслом, и Артур снова принялся его увещевать. Выросший без отца Рик всегда удивлялся — столь откровенной взаимной привязанности Террачини и не вмешивался в их словесную перепалку.

Моника сидела тихо как мышка, сложив руки на столе, и молча поглядывала по сторонам. И только огромные глаза выдавали ее волнение.

Бедняжка! Провести полжизни в монастыре. Ужас какой! Да, все Террачини ярые сторонники традиционных ценностей. Взять хотя бы Микеле: он хоть и посмеивается над своей сестрицей, но и сам от нее недалеко ушел. Живет по старинке…

Рик украдкой следил за Моникой, вернее за игрой ее удивительных глаз. Казалось, они живут своей отдельной жизнью, с жадным интересом вбирая в себя все окружающее. Между тем в баре становилось все люднее и все шумнее. Высоко в углу работал телевизор. Передавали бейсбольный матч, и то и дело раздавались возбужденные вопли болельщиков.

Когда подошла рыжая Дотти, разбитная официантка, в черной мини-юбке и тесной майке с фотографией рок-группы, непомерно растянутой силиконовым бюстом, глаза у Моники чуть не вылезли из орбит. Дотти ловко ставила на стол пивные кружки с подноса, и в процессе обслуживания ее юбка задиралась так высоко, что не оставалось ничего сокрытого для воображения.

— Скажите, Моника, а чем вы любите заниматься? — спросил Рик, чтобы отвлечь ее.