– Што там? – поинтересовался Дмитрий Федорович, шепелявя, так как отек распространился и на верхнюю губу.

– Покажите! – приказал следователь.

Пантелемон протянул ему свою огромную лапу и разжал. Перед взором Звягинцева предстала медная пуговица, явно от военного мундира. Он взял ее и внимательно рассмотрел.

– Ага, вот и первая улика!

Наташа замерла, словно боясь услышать имя своего рыцаря, правда так бесславно покинувшего поле боя.

– Что это? – спросила Мария Ивановна.

– Это пуговица от мундира, – пояснил Звягинцев. – И сдается мне от гусарского.

У Наташи все похолодело внутри, она почувствовала, что теряет сознание.

– Прекрасно… – прошамкал Дмитрий Федорович. – Думаю, сударь, што вам, как профессионалу своего дела, не составит труда найти сего супостата.

– Конечно. Гусарских полков под Калугой не так уж и много. Устроим дознание, и дело будет закрыто. И пойдет этот шустрый малый в арестантские роты.

От последних слов Наташа чуть не лишилась чувств.

Не успела Глаша увести почти лишившуюся чувств Наталью Дмитриевну, как в гостиную вошел сам граф Астафьев, занимавшийся тем, что еще с одним отрядом из пяти человек, на всякий случай прочесывал окрестности. Но, увы, результатов – никаких.

Когда граф увидел своего друга, он прямо-таки и осел на стул.

– Господи, Дмитрий Федорович! Ну как, вы себя чувствуете?

– Спасибо, отвратительно… Глаз болит, говорить больно, голова кружится…

– Вам бы полежать, дорогой мой… – посоветовал граф.

– Какой уж там – полежать! На том свете все полежим! – воскликнул Дмитрий Федорович и чуть не расплакался от боли, пронзившей лицо.

– Дмитрий, умоляю, – вмешалась Мария Ивановна. – Идемте в спальню, я уложу вас…

– Нет… Павел Юрьевич, я в ушасном моральном состоянии. Што ше теперь? – продолжал шепелявить отец семейства. – Вы откашитесь от моей дочери?

– Кто вам сказал? Я и не собирался этого делать! – воскликнул граф. – Какой-то негодяй заманил невинную девушку в лес, она, безусловно, сопротивлялась, защищая свою честь, – граф излагал свое видение происшедшего.

У Дмитрия Федоровича буквально отлегло от сердца.

– Тогда завтра свадьба!

Мария Ивановна и Его Сиятельство переглянулись.

– Помилуйте, Дмитрий Федорович, – начал граф, – вы сами-то – в таком виде! На свадьбу соберется все калужское общество. И как вы предстанете перед гостями? Надо подождать, хотя бы пару недель. А покуда все подготовим для церемонии венчания и праздника, а господин Звягинцев изловит мерзавца.

– Точно, так-с, – подтвердил следователь, пивший чай.

– Ну вот, все и образуется. А невесту мою, Наталью Дмитриевну, надобно закрыть в спальне и не выпускать. Кто знает, что у этого разбойника на уме…

– Павел Юрьевич, я могу попросить вас об одолжении? – робко начала Мария Ивановна.

– Конечно, сударыня, ведь мы – почти родственники!

– Прошу вас, поговорите с Наташей… Объявите ей, что все остается по-прежнему и свадьба состоится через две недели. Думаю, она весьма расстроена происшедшим и мучается сейчас…

– Несомненно, Мария Ивановна, несомненно!

Граф встал из-за стола и направился по лестнице на второй этаж в комнату «невесты».

– Глаша, умоляю тебя о помощи!

Горничная растерялась, ее воспаленное воображение нарисовало страшную картину, будто бы Пантелемон порет ее при всех домочадцах солеными розгами, да прямо по голому заду.