Катя на секунду оторвалась от текста. Вот… вот оно, уже в этом допросе можно отыскать кончик этой лживой веревочки, когда семья, родители лгут ради собственного чада. Это единственный случай в уголовно-процессуальной практике, когда статья «Дача заведомо ложных показаний» не работает. Никто никогда еще всерьез не привлекал родителей и членов семьи, близких членов семьи — жену, мужа, взрослых детей за дачу ложных показаний, которыми они выгораживали своего родственника — преступника. Статья существует, но как бы и не для них. Это словно некий негласный немой договор… Видимо, считается, что это ложь во спасение… Или же это последний, самый окончательный акт милосердия — к ним… к людям, породившим чудовище.

Но надо ли быть к ним столь милосердными?

ОТВЕТ: Я бы хотел предупредить вас, правоохранительные органы, прежде чем вы начнете… ну, всю эту вашу работу по расследованию с нашим мальчиком, с Родиошей… вы должны понять, запомнить — он болен. Он серьезно болен. И он был больным с рождения. Жена принесла вам его больничную карту и другую больничную карту из психдиспансера. И медицинские справки.

ВОПРОС: Какой же диагноз?

ОТВЕТ: Врожденный аутизм. Родиоша таким родился. Он учился в коррекционной школе. Мы с женой заботились о нем, делали, что могли. Но он… вы же понимаете… аутизм есть аутизм. Это неизлечимо.

ВОПРОС: Сейчас он взрослый, ему двадцать пять лет. Вот у меня данные — он работает.

ОТВЕТ: Это никакая не работа. Да что вы! Они просто с товарищами играют музыку. Он играет в музыкальной группе. Там один парень сочиняет, аранжирует или, как это называется, — оркеструет, а наш… а Родиоша, он с детства очень хорошо, очень чутко чувствовал ритм. Может повторить любое ритмическое сочетание почти мгновенно.

ВОПРОС: Кто же он в этой музыкальной группе? На каком инструменте играет?

ОТВЕТ: Он ударник. Не в смысле, что хорошо трудится, а в смысле игры на ударных… на барабанах.

Катя отметила — как чудно отвечает этот самый Роман Ильич Шадрин. Тогда, два года назад, он, его отец, носил свою прежнюю фамилию. До программы защиты и смены всех паспортных данных еще далеко. Но как он чудно изъясняется, объясняет самые простые вещи так подробно. Или дураком прикидывается на допросе, или, скорее всего, просто тянет время, собирается с мыслями, чтобы не сболтнуть ненароком лишнее.

ВОПРОС: Ваш сын постоянно проживал с вами?

ОТВЕТ: Естественно, с самого детства.

ВОПРОС: У вас есть еще дети?

ОТВЕТ: Да, двое младших — Любочка и Фома, они учатся в школе. Не подумайте, с ними все нормально. Это хорошие здоровые дети. Мы с женой решили, что родим здоровых детей. А для Родиоши мы всегда делали, что могли. Мы и сейчас делаем, что можем. Наша семья…

ВОПРОС: В апреле и мае этого года ваш сын тоже проживал вместе с вами? Он не снимал квартиру? Не жил где-то у приятелей? По другому адресу, не в Дзержинске?

ОТВЕТ: Нет, он проживал с нами. У него своя комната. Это его мир. И мы с женой это уважаем.

ВОПРОС: А репетировал он где? Ударные инструменты — это же очень громко.

ОТВЕТ: А это… у них есть помещение, у рок-группы, они в Москве где-то в Замоскворечье. Старая Москва, знаете ли, такие красивые особняки. Они… ну группа, они снимали или купили студию, там богатые парни… Впрочем, я особо-то не в курсе, только лишь то знаю, что жена мне говорила. С Родиошей ведь не очень побеседуешь о его делах. Он чрезвычайно замкнут. Порой и слова от него целыми днями не добьешься.

ВОПРОС: Как называется музыкальная группа?

ОТВЕТ: «Туле»… Да, кажется, «Туле»… Странное название, вы не находите? Я пытался с ним говорить на эту тему, вы не подумайте, мне ведь как отцу не все равно.