Татьяна Степанова. Яд-шоколадРасследования Екатерины Петровской и К° - 34
Глава 1 Соловей, что прилетает без спроса…
Птица поет… Нежная трель где-то совсем рядом, но не разглядеть ничего. Птица поет в сумеречном парке, полном теней и майской свежести. Это соловей? Нет, не он… Ну конечно же, это соловей, что прилетает без спроса, как в той старой детской сказке, и садится у окна. И поет, когда ночь… Когда смерть совсем близко. Она попыталась пошевелиться в кромешной тьме, но не смогла — руки связаны. И вот странно — она совсем не чувствовала себя… то есть своего лица, как будто оно вдруг куда-то делось, пропало. Эта тьма вокруг, словно безлунная ночь поглотила парк, полный теней и майской свежести. Связанные за спиной скотчем руки нестерпимо болели, их она чувствовала, чувствовала свое тело. Извивалась как червяк на чем-то холодном, липком, мокром. Не земля — нет, сырой твердый камень. Но пахнет землей, как в могиле. И еще пахнет прелью и свежей, дурманящей ум майской зеленью. И еще чем-то… Она ничего не видела, не чувствовала своего лица совсем. Но ощущала все запахи ночи. Ее звали Ася. Подруги и коллеги по работе любили ее за спокойный веселый нрав. Этой весной у нее впервые после института появился парень, и они порой выбирались куда-то вместе. Но не сегодня и не в этот парк. Если идти по боковой аллее, выйдешь прямо к кирпичным многоэтажкам. Она всегда здесь ходила по дороге с работы домой. За деревьями проносятся автобусы и машины. А тут свежо и пахнет молодой листвой. И травой. И влажной землей. Можно отдохнуть, подумать, расслабиться и вздохнуть в полную силу легких. И соловей поет где-то рядом, но не разглядеть, потому что… Глаза в этой тьме не видят. Кофточка на груди совсем промокла. Что-то липнет к коже. И голос… Этот голос, что звучит из темноты. — Думаешь, я недостаточно хорош для тебя? Не обладаю, чем должен? Это ты… ты недостаточно хороша для меня. Не мила, не желанна. Голос… он, пожалуй, даже красив. Мужской, со звучными обертонами. Вот только он прерывист сейчас и глух, словно обладатель его задыхается — от страсти ли, от ненависти ли, от вожделения или гнева. А может, все вместе в этом голосе, который она слышит над собой, когда соловей все поет и поет в непроглядной тьме. И смерть близка… — И та влага, что течет у тебя сейчас между ног… твой сок… он не нужен мне. Я не нуждаюсь в тебе совсем… Слышишь ты? Я люблю другую. А ты тварь, ты просто тварь. Влага течет по груди, кофточка спереди промокла насквозь. И где-то в голове внутри поднимается великая боль. — Ты ничтожная, грязная, вонючая девка, посмотри на себя, кто может пожелать, полюбить тебя. Только не я. Я даже не хочу касаться тебя. Я брезгую тобой. Слышишь ты, мокрая развратная тварь, я брезгую тобой!!!! Соловей умолк, испугался, когда смерть протянула руку, чтобы свернуть ему шею. Лишь этот голос — мужской, полный страсти и ярости. — И все же я возьму тебя, достану глубоко… чтобы ты помнила… чтобы знала… чтобы помнила меня… всегда… всегда… Будет больно… Волна боли ударила изнутри, в голове что-то лопнуло, прорвало плотину. Все лицо опалило огнем, каждый нерв, каждый сосуд вибрировал от нестерпимой боли. В этой темноте… в этой страшной вечной темноте. Ася забилась на холодном мокром камне, истошно крича, визжа. Крики наполнили тихий вечерний парк, полный сумеречных теней. Женщина кричала так, словно ее рвали на куски. Женщина кричала… Соловей улетел. |
