— Кого? — озадачился весельчак.

— Гоголя. Так вот, — сухо продолжила директор, не приглашая топтавшуюся у двери парочку пройти и присесть, — известие у меня для вас действительно пренеприятнейшее — вы уволены.

— Что? Как это? За что? — закудахтали те.

— Причем не только уволены, но и оштрафованы на сумму нанесенного вами бизнесу ущерба, — размеренно продолжила Амалия, словно не слыша гвалта. — Надеюсь, все помнят условия контракта, который вы оба подписывали.

— Какого еще ущерба? — Изображать непонимание, едва выйдя из алкогольной комы, довольно проблематично. Особенно трудно уследить за бегающими, словно шары в лототроне, глазами. Но Пипетка продолжала демонстрировать искреннее недоумение, несмотря на полное отсутствие умения. — Я не понимаю, о чем вы! Амалия Викторовна, я ведь всегда выполняла все задания, спускаемые сверху! И до сих пор моя квалификация господина Николса устраивала! Какой еще ущерб? Буквально три дня назад я подобрала подходящее по заданным параметрам сердце, изъятие прошло безупречно, орган в соответствующем контейнере немедленно был отправлен, тело после консервации всех расходуемых материалов утилизировано — не пропало ничего! Почки, печень, легкие — сохранено все ценное, вплоть до роговицы глаз. О каком ущербе может идти речь?

— А вы, Владимир Игоревич, — перевела взгляд на физрука Амалия, совершенно не реагируя на вопли Пипетки, — ничего не хотите мне сказать?

— Я?! — Брови самца взлетели к границе волос, благо лететь было недалеко. — А я-то с какой стороны могу нанести ущерб? Тренировками я материал не перегружаю, слежу только за тем, чтобы они были здоровы и органы их функционировали нормально. Все, кто может ходить и ходит ко мне на занятия, здоровы, в этом я абсолютно уверен!

— Не хотите признаваться, значит? — холодно усмехнулась Амалия, сцепив пальцы лежащих на столе рук. — Напрасно. Тогда у вас появился бы пусть крохотный, но шанс остаться в команде. А так…

— Ну вы хоть намекните, в чем дело! — взвыл физрук, вдруг увидев, как за горизонт уплывает флотилия из его личных стодолларовых купюр.

— Хорошо, — кивнула Федоренкова, — намекаю. Сегодня в коридоре я встретила Сашу Смирнова.

Услышав самую обычную на первый взгляд фамилию, парочка мгновенно изобразила польский флаг: Пипетка побелела, а физрук стал еще пунцовее.

А потом мадемуазель Поливайко пронзительно завизжала:

— Я не хотела, это все он! Говорил, что большие деньги на парне заработает! Он слепого уже два года тренирует, а сегодня сказал, что хочет выкрасть мальчишку! Меня подговаривал, чтобы я Смирнова умершим по документам провела! А я не согласилась! Я и прятать его от вас боялась, но он заставил!

— Ах ты, сука! — прошипел самец, разворачиваясь к испуганно съежившейся подельнице. — Это как же я тебя заставил?! Иголки под ногти загонял, что ли? Ты же долю себе с будущих денег выторговала неслабую! И трахать тебя приходилось, хотя меня тошнит от твоих костей и крысиной морды!

— Тошнит?! — Испуг мгновенно трансформировался в злобу. — Ты на себя посмотри, кабан…

— Хватит! — стукнула ладонью по столу директриса. — Вы омерзительны! Оба! И я не желаю слушать, кто кого куда втянул! Говорите толком и по существу — зачем вам понадобился Смирнов? У него что, богатые родственники вдруг объявились, и вы решили у меня за спиной провернуть свой маленький гешефт? Но, насколько я успела понять из ваших павианьих воплей, вы, Наталья Васильевна, скрываете от меня Смирнова уже два года, а вы, Владимир Игоревич, все это время тренируете мальчика.