Между тем Мамонт, в контроле над которым Харкевич ничуть не сомневался, вошёл в ночной бар и быстро прошагал к туалету. Здесь, встав под яркой люминесцентной лампой, он снял куртку и тщательно её осмотрел. Одно пятнышко на рукаве показалось ему подозрительным, и Мамонт тщательно протёр его намоченным в горячей воде платком. Только после этого Мамонт с чувством исполненного долга пошёл пить пиво. Никакие комплексы, воспоминания и опасения не отягощали его мозг. У Мамонта всё было просто и ясно. Велели – сделал. Сделал – отчитался. Отчитался – получил бабло. Получил бабло – дрожите, бабы и бутылки.

Это была ночь, и, как водится ночью, всё было слегка неясно, недоговорено и неопределённо.

Глава 22

Бондарев: тотальный отход

1

Бондарев хорошо запомнил этот день – яркие средиземноморские краски, колоритная местная музыка, отходящий паром, на нём – растрёпанный и все ещё не верящий до конца своему везению Селим. Рядом с ним – совершенно случайный турист в смешной панамке вертит видеокамерой направо и налево, снимая все подряд и время от времени помахивая в сторону берега незагорелой рукой. Бондарев не знал, то ли ему смеяться над нелепым облачением Директора, то ли злиться, что Директор спланировал и расписал по пунктам всю операцию, его, Бондарева, не спросив.

А может быть, это был и не Директор. Может быть, всё было спланировано и расписано на самом верху, на Чердаке. А обижаться на Чердак было глупо и бессмысленно. Чердак играл по правилам, которые Бондареву были неизвестны, а стало быть, оценивать действия Чердака он не мог по определению. Бондарев никогда напрямую не общался с Чердаком и не знал, кровожадные монстры там заправляют или высоколобые интеллектуалы, ветераны Лубянки или свежие выпускники Гарварда. Одно мог сказать Бондарев по этому поводу – на его памяти Чердак ещё ни разу не сглупил, ни разу не бросил своих людей в угрожающей ситуации, ни разу не вытер об него, Бондарева, ноги. Этого было достаточно. Для чего достаточно? Чёрт его знает. Бондареву было слишком много лет для пафосных клятв насчёт «отдать жизнь ради дела», пожертвовать здоровьем и чем там ещё можно пожертвовать. Он не собирался погибать или становиться калекой, но… Но если бы что‑то такое случилось, то Бондарев не стал бы об этом сожалеть. Он знал, что делает правильное дело, и он знал, что за ним стоят правильные люди. Этим его жизненная философия начиналась и заканчивалась. Нельзя сказать, что данная философия отличалась глубиной, но Бондареву приходилось встречать сотни людей, у которых под ногами не было даже и такой основы.

Он в последний раз посмотрел на паром и медленно пошёл к центру города, пренебрегая такси, – Бондарев знал, что все лучшие мысли приходят к нему во время пеших прогулок. Директор не спешил раскрывать Бондареву все карты, а может, и не мог их раскрыть, потому что сам был не до конца посвящён – значит, придётся самому напрячь мозги и что‑нибудь придумать. Какого‑то точного направления мыслей у Бондарева не было, и он поначалу просто перечислил в уме все узлы, из которых состояла нынешняя ситуация. Чёрный Малик, турецкий разведчик Акмаль, олигарх Крестинский. Теперь понятно, что все они взаимосвязаны и что босс в этой компании – Крестинский, который кормит эту свору, подготавливая непонятно для какой цели. Ещё у нас есть легендарный Химик, который, с одной стороны, связан с Маликом (встреча в девяносто втором году), а с другой стороны – с Крестинским (неудачные поиски). Ещё у нас есть Селим, который не играет никакой существенной роли… Не играет? Нет, теперь у него есть довольно важная роль. Сначала он должен был своим исчезновением встревожить Акмаля и заставить того действовать, а значит, раскрываться, ошибаться и так далее. Но потом на Чердаке решили, что этого мало, и Селиму мгновенно придумали иную судьбу – он был как шарик на бильярдном столе, катившийся после удара кия, а затем против всяких правил остановленный рукой и запущенный в другую сторону.