Вообще-то в тот же день выписывают, но Софья говорит, лучше полежать хотя бы сутки для перестраховки.
Лиза ничего не ответила, сделав вид, что заснула.
Тридцать седьмая больница располагалась где-то на окраине. Они долго ехали в метро, потом в автобусе, но Лиза даже не запомнила, куда. Ее тошнило, хотелось спать, она ненавидела себя за то, что едет в этом переполненном автобусе, – куда, зачем?
В приемном покое было холодно, пахло лекарствами. Лиза увидела несколько испуганных женщин, сидевших на облезлых стульях у стены. Молодая полная регистраторша подняла на них глаза и тут же снова принялась что-то писать в журнале.
– Не похоже, чтобы нас тут ждали, – шепнула Лиза на ухо Арсению.
Она почему-то вдруг подумала: а может, они вообще пришли не туда?
– Ничего-ничего. – Он сжал ее руку. – Ты что думала, тебя тут хлебом-солью выйдут встречать? Не в этом же дело…
Когда очередь дошла до Лизы, регистраторша вспомнила:
– Да, мне говорили… Идите, девушка, в смотровую и ждите, сейчас врач придет. Переоденьтесь только, куда вы пошли в сапогах!
Лиза переоделась в соседней комнате, поеживаясь от холода, и отдала сумку с одеждой Арсению.
– Ну, я пошел? – сказал он. – Все равно туда меня не пустят. Я ей позвоню с работы и все узнаю. А потом я тебя встречу и одежду принесу. Ты не волнуйся, Лизушка, и ничего не бойся, все будет о’кей!
Он поцеловал Лизу, и она почувствовала, какое облегчение было в этом поцелуе.
Лиза ненавидела больницы: ее пугала безнадежность больничной обстановки, и ей сразу казалось, что, попав в этот унылый мир, она уже никогда не выберется из него. Склиф оказался исключением, потому что там она думала только об Арсении. А здесь была к тому же гинекология, которой Лиза вообще боялась…
В коридоре стояла каталка, покрытая простыней в бурых въевшихся пятнах. Женщины в казенных халатах ходили по коридору – осторожно и медленно. У некоторых из них животы уже были большими, заметными, и Лиза удивилась: а они-то что здесь делают?
Она нашла смотровую и, никого там не обнаружив, села на стул у двери.
– Ты чего ждешь? – тут же спросила ее немолодая женщина с большим животом, вышедшая из палаты напротив.
– Меня врач должен посмотреть, – пробормотала Лиза.
– Аборт пришла делать?
Лиза кивнула.
Женщина окинула ее презрительным взглядом. Лицо у нее было веснушчатое, рыхлое, с маленькими голубыми глазками.
– А-а! – равнодушно протянула она. – А я думала, сохраняться.
Не глядя больше на Лизу, она направилась к умывальнику мыть чашку.
Наконец появилась Софья Константиновна – высокая, элегантная дама в изящном белом халате.
– Вы от Арсения Долецкого? – спросила она. – Проходите, пожалуйста. Да-а, – сказала она, снимая резиновые перчатки. – Вам, девушка, сколько лет?
– Двадцать, – испуганно ответила Лиза.
– А похоже, что пять! Разве можно доводить до такого срока, раз уж собрались делать аборт? – Голос у Софьи Константиновны был строгий и даже раздраженный. – Ну, вот что мне прикажете с вами делать? – продолжала она. – Ни за что бы не взялась, если бы уже не пообещала Арсению. Тринадцать недель, не меньше – просто безобразие! Ладно, – смягчилась она, увидев перепуганное Лизино лицо. – Пойдите пока в четвертую палату, займите коечку. Вас вызовут.
Войдя в четвертую палату, Лиза увидела пятерых женщин, среди которых была и та, веснушчатая. Женщины сидели и лежали на застеленных кроватях, грызли яблоки, листали журналы и перебрасывались ленивыми фразами. При виде Лизы они замолчали. |