При любом строе браки всегда вернейшее средство политической карьеры и фармацевт Ягода отпраздновал октябрьскую свадьбу с племянницей председателя ВЦИК Свердлова. А Свердлов порекомендовал Дзержинскому своего родственника для чекистской работы.

Но, увы, спавший на складной койке и евший конину Дзержинский не понравился дорывавшемуся до власти Ягоде. Ягода понял, что при этом «аскете» карьеру делать трудновато и быстро перебежал к другому уже выдвинувшемуся чекисту, начальнику Особого Отдела Менжинскому. В лужах крови для жаждущего «жизни» Ягоды эта больная, безхарактерно-дегенеративнаи «тень человека» стала прекрасным трамплином к большой карьере.

В пекле действовавшего в прифронтовой полосе Особого Отдела, Ягода почувствовал себя, наконец, у цели. Правда, Особый Отдел — самый страшный, самый кровавый отдел ВЧК; люди схваченные Особым Отделом идут только на смерть; «черные вороны» Особого Отдела увозят людей только на расстрел; камеры Особого Отдела только камеры смертников; даже фамилий арестованных Особым Отделом не знает никто, кроме чиновников-чекистов Особого Отдела.

Но чужая кровь никогда фармацевта и не смущала. При Менжинском Ягода сразу же пошел в гору. Сначала он его секретарь, потом заместитель. К тому ж местечко оказалось тепленьким не только от избыточно лившейся крови; при полуживом начальстве больше отдававшемся «эстетическим эмоциям», Ягода сразу захватил всю громадную хозяйственную часть ВЧК.

Известно, что чекисты брали взятки, воровали, даже убивали людей, чтобы захватить деньги и драгоценности. Что представляла собой одна только часть хозяйства ЧК, хорошо рассказывает член коллегии ВЧК Другов: — «в помещении ЧК шкафы ломились от золота, отобранного во время облав. Золото в нашем хранилище складывалось штабелями, как дрова». Вот это-то хозяйство и захватил в свои руки фармацевт Ягода. Его — любовь к хозяйству и особенно к чужому, отмечает и его бывший сотрудник, чекист Агабеков.

Свой кабинет в Особом Отделе фармацевт Ягода обставил «шикарно», по своему вкусу: — родовая дамская атласная мебель с венчиками, стиль рококо. Что ж, в свое время Ягода приготовил достаточное количество порошков, пилюль, капель, мазей, теперь он «хочет жить».

Он заботливо подсаживает в автомобиль больного Менжинского, бережно кутает в плед разбитые дрыгающие ноги начальства, а сам бочком садится у руля. Этот мертвенно-бледный человек с злобными глазами — уже фактический руководитель Особого Отдела, он подписывает сотнями смертные приговоры всем тем, кто когда-то сидел на «розовой мебели», носил «золотые погоны» и шел по улице, не замечая его, фармацевта Ягоду.

Это — «классовая борьба». Пощада? Генрих Ягода не знает, что такое пощада. Нашумевший на весь мир убийством в Лионе двух тысяч человек Фуше, по сравнению с фармацевтом Ягодой — ребенок. Впрочем, Ягоде в жестокости помогают «садистические наклонности», о которых в упор рассказывает тот же его бывший сотрудник чекист Агабеков.

Чтоб показать, насколько жесток и кровав был Ягода в Особом Отделе, не надо даже указывать на гекатомбы им расстрелянных. Достаточно указать на такой эпизод. Когда в феврале 1920 года, стараясь перед Европой хоть немного отмыться от крови, совнарком «отменил смертную казнь» на территории всей республики, за исключением «прифронтовой полосы», Ягода из Особого Отдела разослал по всем провинциальным ЧК такую деловую телеграмму: «В виду отмены смертной казни предлагаем всех лиц, которые по числящимся за ними разным преступлениям подлежат высшей мере наказания, отправлять в полосу военных действий, как в место, куда декрет об отмене смертной казни не распространяется». И чекисты сотнями, тысячами свозили арестованных в прифронтовую полосу к Ягоде, где он расстреливал их на «законном» основании.