Из его писем я знал, какая судьба ожидает меня при особе короля.

Когда еще он был гетманом, его уже не любили, преследовали разными интригами, даже покушались на его жизнь, что не всем было известно, потому что дело замяли, но, без сомнения, его хотели отравить, и пришлось поэтому переменить виночерпия. Вся Речь Посполитая была возмущена против Пацов за их новую измену: они поступили в Украине подобно тому, как при Хотине, оставив короля одного.

Новый гетман Пац вскоре понял, что заслужил всеобщую ненависть, так как его открыто называли изменником. Пацы верили в покровительство Ракуского дома, а королева Элеонора, находившаяся в Торне, составляла заговор. Передавали из уст в уста, будто Собеский часто повторял русскому воеводе:

— Меня не минует судьба Михаила. Провидение мстит за его страдания.

Трудно передать, в каком состоянии я нашел короля, — он мне показался измученным, впадающим моментами в отчаяние. При нем осталось тысяч пятнадцать — восемнадцать войска, а казаки, татары и громадные немецкие силы разоряли страну, угрожая завоевать ее, и Собеский, несмотря на все сгои усилия и жертвы, сомневался, сумеет ли он выдержать этот натиск.

Пац своим уходом возбудил против себя литорцев и должен был просить прощения у короля и исправить свою ошибку, что было довольно трудно, потому что неприятель тем временем подкрепил свои силы.

Собеский, надеявшийся в качестве победителя быть коронованным и обманутый в своих надеждах, был доведен до крайности. Я никогда не видел его таким деятельным и неутомимым.

В августе опасность угрожала уже Львову, и у короля было всего несколько десятков тысяч солдат, считая в том числе и войско литовское, а Ибрагим-паша приближался ко Львову с огромными полчищами.

Когда мы прибыли во Львов вместе с королевой и с двором, Собеский не переставал повторять: «Я должен тут погибнуть или победить».

Он один не потерял мужества и надежды на помощь Господню и вселял их в других; но когда мы приехали в город, то видели одни только слезы и слышали жалобы со всех сторон, а кто мог — убегал. Но при виде Собеского со спокойным лицом, постоянно занятого, разъезжающего верхом, делая смотры войскам, расставляя орудия, и войско, и мещане стали мужественнее. За два дня до приближения турок к стенам города по ночам были видны зарева пожаров, наводившие страх.

Собеский заранее предупредил, что, лишь только турки появятся, он немедленно на них нападет, не дав им времени расположиться лагерем.

Все было подготовлено так, чтобы силы, которыми располагал Собеский, показались Нуррадину, шедшему с передовым отрядом более значительными, чем были в действительности. Поэтому под Зборажем и Берестечком прибегли к той же хитрости, то есть, собрав большое количество копий, воткнули их в кустарники на очень большом протяжении, создав таким образом иллюзию, что вся эта местность полна войск.

Перед уходом из города король, королева, гетман, высшие должностные лица, полковники со слезами на глазах молились Богу в костеле отцов иезуитов перед иконой святого Станислава Костки.

Я присматривался к лицу Собеского, выражавшему страстное нетерпение. Выйдя из костела, он, попрощавшись с женой и Фанфаником, сел на коня.

В день появления турок, хотя дело было в августе, бушевала сильная буря с градом и снегом.

Их было такое множество, что наша кавалерия была смята при первом столкновении, но король бросился к ней с криком:

— Или я буду убит на месте, или мы победим! Вперед!

Напрасно старались его удержать, как предводителя и короля, в этот момент он был лишь солдатом, — и ни Радзивилл, ни Любомирский, ни Пац ничего не могли с ним поделать. Он сам помчался во главе полков, и это вызвало такое воодушевление в войске, набросившемся с такой стремительной яростью на турок, что последние не выдержали напора.

Всем, знающим их способ ведения войны, известно, что они смотрят на первое поражение, как на перст Божий, указывающие им на предстоящую гибель, и больше уже не сопротивляются.