Будь эта полоска на твоей одежде, ты умер бы примерно за минуту. Свинья успевает пробежать полсотни ярдов, тем самым распространяя семена корзо.
Он подобрал талисман, оторвал пиявку и бросил в горшок, подушечку окунул в другой горшок, над ним поднялся желтоватый дым.
— Нейтрализатор яда? — с умным видом спросил Герион.
Болотник странно ухмыльнулся:
— Нейтрализатор этого яда сам по себе смертелен. От семени корзо нет спасения.
Герион поразмыслил.
— Значит, я должен пометить жертву двумя красными полосками…
— Не красными, а грязно-багровыми — как смесь крови с пылью.
— А потом потопать ногами…
Болотник трижды щелкнул пальцами, затем трижды клацнул языком.
— Любой четкий ритмичный звук. Главное — ритм: два такта мимо, третий — удар.
— Семя прокусит одежду?
— Полотняную, не кожаную.
— И не промахнется?
— В том и сила, южанин. Пусть рядом стоят хоть двадцать человек — семя атакует меченого. В миг укуса ты можешь быть за сто шагов от цели — лишь бы семя услышало твой сигнал. Никто и никогда не докажет твою вину. За пределами Дарквотера никто даже не поймет, что случилось.
Герион оскалился плотоядно и гадливо:
— По рукам.
Остальные семена корзо, кроме пробного, хранились в мешочках, набитых войлоком. Болотник вручил Гериону один такой мешочек с тремя стручками внутри.
— Не вынимай их раньше времени. Если будут слышать звуки, могут проснуться от стука копыт или уличных барабанов.
Герион для верности обмотал мешочек парой тряпок и сунул в карман сюртука. Затем он изложил просьбу, которую жало криболы счел довольно странной, но согласился выполнить за пару елен. Герион уплатил их и попрощался, не скрывая брезгливости.
— Я не хочу, чтобы ты знал дорогу, — сказал болотник, зачерпнул из мешочка пыльцы и дунул в глаза Гериону. Изрыгая проклятия, тот ослеп.
Болотник за руку вывел его из дому и повел по улицам, сбивая с толку поворотами и зигзагами. Минут через десять, когда зрение вернулось к южанину, они стояли на дороге, свободной от домов. Единственный фонарь кое-как освещал дорожный настил, по обе стороны которого тянулись глубокие канавы. В них, как и повсюду в этом треклятом городе, журчала вода — но как-то особенно громко. К журчанию примешивался странный и неприятный звук: вроде влажного хруста или чавканья.
— Послушай. Если хочешь, загляни: под фонарем ты сможешь их увидеть.
— С меня довольно болотных мерзостей! Немедленно верни меня в гостиницу!
— Это Ямы, — продолжил жало криболы, игнорируя вопли Гериона. — Сюда попадают все сточные воды города, все нечистоты. Но запах почти не ощущается, верно? В Ямах кишат щуры — трясинные крысы. Они всеядны: начисто выедают все, что может гнить. Из Ям в море вытекает чистая водичка. Город сам убирает за собою.
— Значит, вы, болотники, чистоплотны как девственница? Прекрасно, расскажу друзьям, они заплачут от умиления. А теперь мне пора спать!
— Что особенно приятно, щуры боятся громких звуков. Потому Ямы почти безопасны: если случайно упал туда, просто ори и бей руками по воде, и ни одна крыса тебя не тронет. Но если вдруг по какой-то причине ты онемел и лишился подвижности…
Жало криболы поднес руку в отравленной перчатке к кадыку Гериона.
— Крепко помни наш договор: ты никого не тронешь в Нэн-Клере.
* * *
На третий день визита в город пророк Франциск-Илиан посетил гавань. Она привлекала его интерес, поскольку граничила с бездной.
Гряда Фольтийских островов, лежащая в шестидесяти милях к западу от побережья Дарквотера, отделяет от океана большую заводь. |