А у Дейва остался сынишка в Южном Пути. Дейв мечтал, чтобы паренек стал морским офицером, а не матросом, как отец. Но в мореходную школу нужны хорошие рекомендации и куча деньжищ. Бакли обещал Дейву больше, чем нужно, а в довесок пригрозил: «Предашь меня — вернусь в Южный Путь и найду твоего отпрыска. Уж я найду, не сомневайся». И Дейв тоже стал послушным псом, хотя проявил одно малое своеволие. Бакли велел своим слугам: «Забудьте имена, они теперь ни к чему. Ты будешь Семь, ты — Восемь, ты — Девять, а ты…» Трое согласились, но Дейв отрезал: «Я — Дейв, чтоб мне в земле не лежать!»

Корвет «Пес на бочке» одолжил для предприятия барон Грейхаунд — вассал маркиза Грейсенда, вассала герцога Лабелина. На этом быстроходном судне Бакли и его четверка опередили остальную эскадру и прибыли в Лаэм тремя днями раньше «Величавой» — и раньше того часа, когда о визите Лабелинов заговорит весь город. Пузатый зверь, за чьей шкурой охотился Бакли, еще не мог подозревать, как близка опасность.

* * *

Бакли взялся за дело, не теряя ни минуты. Когда солнце показало розовый бок над горизонтом, и дворники зашуршали метлами в богатых кварталах, и первые извозчики и водовозы выкатили на улицы, протирая глаза кулаками, — Бакли уже был на площади. На той самой, где еще чернели на мостовой остатки сажи от костров мастера Гортензия. Бакли выдал парням по горсти агаток, и они разошлись в стороны, перехватывая каждого, кто показывал на площадь свой ранний нос. Водовозы и извозчики — как раз нужная публика!

— Небесный корабль? Х а-ха-ха! Был такой, кто ж его забудет! Здоровенное такое чучело торчало прямо вон там, где сажа.

— Да-да, так и было, истопник Гортензий на свою беду изобрел. Денег вкинул ого, а прибыли — пшик. И правильно: подумал бы сначала, кому оно надо, а потом изобретал.

— Проклятущая штука! Хорошо, что улетела!

Дело сразу заладилось, опрос пошел как по маслу. Все помнили небесный корабль и его создателя, и даже некоего Хорама, купившего шар.

— Был такой чудак откуда-то с севера. Шатался тут с бородой. Вроде, звался Хорамом. Да, точно.

— Он, кажись, недавно разбогател и не успел понять, что с деньжищами делать. Так и норовил спустить на чепуху.

— Ага, он, он шар купил! Я хорошо помню: Гортензий от счастья всю площадь угостил вином!

— Я тоже помню. Дешевым.

Люди Бакли перешли к главному вопросу: куда делся этот Хорам?

— Тьху! Кто ж его знает!

— Укатил — и скатертью дорога. Не больно-то скучаем.

— Не укатил, а улетел! Ха-ха-ха!

— Слава богам, что улетел. А то понаехали в Лаэм — дышать тесно.

Парни Могера насели плотнее — посулили монету, потрясли за грудки.

— Эй, руки-то не распускай! Ты в Лаэме, у нас тут так дела не делаются!

— Агатка — это хорошо, а две еще лучше. Давай сюда, скажу ценное известие. Этот Хорам был приезжий, и не откуда-нибудь, а кажись из Короны. Точно, точно из Короны! Он, поди, туда и вернулся с шаром!

— Монета, говоришь? Премного благодарствую. Скажу такое, что не пожалеешь: вместе с Хорамом укатил и Гортензий! Поехал присматривать за шаром и получше его совершенствовать. Будто навоз улучшится от сахарной присыпки.

— Куда?.. Да почем мне знать! Гортензий тоже был приезжий. С какого-то городишки, что их тьма окрест Лаэма. Вот, поди, к нему домой и укатили.

Час за часом парни Могера Бакли продолжали свои расспросы, все больше зверея от неудач. Когда солнце поднялось в зенит, стало очевидно: лаэмцы мысленно помещают свой город в самый центр мироздания.