— А ты не дурак, — хмыкнул я и ушел мыться. Жесткий контрастный душ несколько усмирил мое желание выкинуть кошака на улицу, как только найду. К тому же, в голове были другие мысли и вопросы, так что я почти забыл о животном. Вытираться не стал, повязал на бедра полотенце и вернулся в кухню.

Оставшаяся отбивная исчезла с тарелки. Кота я снова не нашел.

Но неожиданно для себя рассмеялся. Такое желание жить и изворотливость в тщедушном полуслепом создании все же вызывали уважение.

Еда пропадала регулярно, но самого кота я за три дня так и не увидел. Зато он приспособил для своих нужд угол в коридоре, и в доме уже отчетливо попахивало кошатиной. И это меня совсем не радовало, как и необходимость за ним убирать. А когда домработница поставила меня в известность, что вынуждена будет уволиться, если я не уберу животное, на которое у нее аллергия, я сильно загрустил. Женщина хлюпала распухшим покрасневшим носом и красноречиво чихала.

Я выбрал животное.

Домработница, кажется, пожелала мне сдохнуть вместе с котом. Или это она снова чихнула? Я не разобрал.

На четвертый день кот явился, когда я ужинал. Сначала в дверь всунулся черный нос и подрагивающие усы, потом треугольная морда с большими ушами, а после, бочком, словно краб, и остальное кошачье тельце. Мрак жадно принюхивался, поводя мордой, но, похоже, ничего не видел. Глаза слиплись от гноя, да и в целом животное выглядело еще хуже, чем я его помнил. И в довершение всего это издевательство чихнуло и свалилось на пол.

— Мрак, — констатировал я. С интересом понаблюдал, как зверь пытается подняться, а потом пригибаясь, ползком двигается в мою сторону, отчаянно принюхиваясь. Меня он то ли не почувствовал, то ли слишком проголодался. Вчера я забыл оставить на кухне еду.

Я доел и отодвинул тарелку. И направился к коту. Тот на удивление быстро метнулся под диван, но я оказался проворнее и подставил ногу. Животное снова упало, а я подхватил его за шкирку и поднял, рассматривая.

— Надеюсь, ты стоишь потери домработницы, приятель, — с сомнением протянул я. — Но первым делом тебя стоит отмыть. Ты воняешь.

Водные процедуры коту не слишком понравились, как и укол антибиотика, который я вколол в худую кошачью ляжку. Когда промывал ему глаза дезинфектором, он даже пытался сопротивляться и шипеть, за что получил по ушам. Я закутал его в полотенце и отнес на кухню, положил возле тарелки с молоком, а сам ушел в гостиную. Поворошил угли в затухающем камине, налил себе виски и сел на ковер, рассматривая пляшущие языки огня. Все любят смотреть на пламя, и тут я не исключение.

Танец жара завораживал, мне хотелось прикоснуться к нему, стать его частью. Согреться. Помню, в детстве я засунул руку в камин, желая поймать за хвост огненную птицу. Сначала я долго смотрел на нее — красно-желтую, с багряными всполохами и белыми от жара перьями. Она танцевала, то взмывая ввысь и рассыпаясь в воздухе искрами, то почти исчезая за красными обугленными головешками. Дразнила. Сказочная птица, о которой нам рассказывала одноглазая ведьма из дома на окраине. И если поймать эту птицу, она исполнит самое заветное желание. Желание у меня было. И, подкравшись ближе, я сунул руку в огонь.

Мили тогда оттащила меня и отругала, а потом расплакалась. А я испугался, не понимая, отчего она плачет, ведь я просто хотел поймать красную птицу. Старая Рита тогда сказала, что у меня слишком живое воображение.

— Разве это плохо? — удивился я.

— Это страшно. Потому что ты всегда будешь жить в мире, которого нет. И ты будешь там один.

Я не понял, что она имела в виду.

Я уже давно не вижу в пламени птиц. Теперь там извиваются чудовища, распахивая зловонные пасти в насмешливом оскале.