У бывшего янычара было странное чувство: казалось, он навеки прощается с привычным, ставшим ему дорогим миром спокойствия, благополучия, любви и красоты. Стоил ли этот мир того, чтобы променять его на другой, полный смертельной опасности, крови и звона мечей?

Внутреннее пространство дворца было огромным; у входа располагался обширный двор, через который ежедневно проходило множество людей самого разного звания, вереницы верблюдов, нагруженных тюками с оружием и продовольствием, ценностями для султанской сокровищницы. Во дворе росло громадное дерево, под кроной которого стояли два столба для казни государственных преступников.

Бекир предъявил грамоту и вошел в ворота. Мансура не задержали – в том, что субаши и его сослуживец следуют во дворец, не было ничего удивительного: Бекир постоянно докладывал о порядке в городе и настроениях жителей. Пока Бекир разговаривал с начальством, Мансур ждал его во внутреннем дворе. Потом им предстояло найти укромное место и затаиться до ночи. Бекир утверждал, что янычар, командующий отрядом охраны нынешней ночью, свой человек и, совершая обход, «не заметит» посторонних.

Во внутреннем пространстве дворцового комплекса было много одноэтажных зданий с отдельными двориками и садами. В одном из таких дворов и спрятались мужчины.

Тьма еще не сгустилась, вдоль горизонта протянулась красная полоска. Воздух был прозрачен и свеж. Вскоре над дворцовой территорией поплывет торжественный звук последнего призыва муэдзина, и все правоверные станут совершать намаз. Мансур надеялся, что Аллах простит их с Бекиром за то, что именно в этот священный миг они побегут отпирать главные ворота.

Завтра утром должно было состояться заседание дивана, и поэтому великий визирь Кара Мустафа ночевал не в своей резиденции, носившей помпезное название Высокая Порта, а в одном из ближних к Площади собраний зданий.

Бекир надеялся, что победа будет быстрой и легкой. Отряд опытных, хорошо вооруженных янычар, ожидавших условного знака за пределами Сераля, насчитывал около ста человек.

– Пора, – шепнул Бекир, и они с Мансуром выскользнули из дворика.

Они почти добежали до ворот, как вдруг услышали громкий топот: к ним спешила охрана.

Мансур быстро взглянул на приятеля.

– Предательство! Это Джавад! – Процедил сквозь зубы Бекир, а потом воскликнул: – Скорее, к стене! Быть может, успеем!

Они бросились бежать. Возле стен не оказалось деревьев, на которые можно было бы забраться, и Мансур скомандовал:

– Полезай ко мне на плечи! Надеюсь, дотянешься…

Бекир не стал спорить. Ему удалось дотянуться до верха стены, и он вскарабкался на нее, опираясь на неровные выступы каменной кладки. А Мансуру пришлось скрестить свой ятаган с саблями дворцовых стражников.

– Прыгай! Беги! – Крикнул он Бекиру.

Мансур пять лет не брал в руки оружие и думал, что тело не подчинится ему, но память мышц была не менее сильна, чем память разума. Он ринулся в иступленную, яростную атаку.

– Живым! – Кричал начальник стражи. – Возьмите его живым!

Мансур знал, что лучше умереть и тем самым избавить себя от мучительных пыток и позорной казни. Он бы умер, если бы не думал о Мадине. Тогда, в горах, она убеждала его бороться до конца. Он предаст ее, если сдастся на милость смерти. Она ему этого не простит.

Мадина не спала всю ночь. Дабы не поддаваться тревожным мыслям, женщина взялась за работу – стала ткать настенный ковер. Начиная ткать новый ковер, Мадина, случалось, задавала себе вопрос, не так ли Бог создавал мир? Сначала перед ним была неопределенная, туманная, пугающая будущность и он действовал нерешительно и с опаской.