По дороге им встретились две женщины в креслах каталках, группа живописцев с мольбертами и этюдниками, а еще несколько убогих собаководов с такими же убогими питомцами. Угодья доходили до самой бухты, и во время прилива можно было выйти в море на каяке, как поступали те постояльцы, которых еще не доконали недуги. «А мне такая жизнь нравится», – подумала Ирина, с удовольствием глотая сладкий аромат сосен и лавров, сравнивая здешние домики с мерзкими лачугами, по которым она скиталась с пятнадцати лет.

– И наконец, мисс Басили, я должен упомянуть про два привидения – ведь наши гаитянские сотрудники все равно вам расскажут о них первым делом.

– Я не верю в привидения, мистер Фогт.

– Поздравляю. Я тоже. В Ларк Хаус они представлены женщиной в платье из розового тюля и мальчиком лет трех. Это Эмили, дочь шоколадного магната. Бедная Эмили умерла от горя, когда ее сын утонул в бассейне, в конце сороковых годов. После этих событий магнат отказался от усадьбы и основал наш фонд.

– Мальчик утонул в том бассейне, который вы мне только что показывали?

– В том самом. И с тех пор, насколько мне известно, там больше никто не погибал.

Ирине вскоре предстояло пересмотреть свое мнение насчет привидений. Она убедилась, что многие старики постоянно находятся в компании своих мертвецов; Эмили с сыном были не единственными духами, проживавшими в Ларк Хаус.

На следующий день Ирина явилась на работу с утра пораньше, в своих лучших джинсах и приличного вида футболке. Атмосфера в Ларк Хаус была вольная, но не бесшабашная; это место больше напоминало университетский колледж, нежели приют для стариков. Еда была такая же, как в любом достойном калифорнийском ресторане: органическая в меру возможности. Персонал был работящий, санитары и медсестры – любезны настолько, насколько того можно было ожидать. Через несколько дней девушка уже знала имена и странности своих коллег и вверенных ей постояльцев. Ирина без труда запоминала фразы на испанском и французском и тем завоевывала уважение обслуги, представленной, почти исключительно выходцами из Мексики, Гватемалы и Гаити. Зарплата для такой работы была не слишком высокая, но мало кто горевал по этому поводу. «Бабулек нужно баловать, но не забывать про уважение. То же самое и с дедульками, только этим нельзя сильно доверять, уж больно они шустрые», – советовала Лупита Фариас, толстушка с лицом как у ольмекской  статуи, начальница над всеми уборщиками. Поскольку Лупита проработала в Ларк Хаус тридцать два года и имела доступ в жилые помещения, она близко знала каждого постояльца, понимала, чем они живут, угадывала их недомогания и сопровождала в скорбях.

– И обрати внимание на депрессию, Ирина. Здесь это случается сплошь и рядом. Если заметишь, что кто то замыкается в себе, ходит унылый, без причины лежит в постели или перестает есть, скорее беги ко мне, ясно?

– И что ты делаешь в таких случаях?

– По разному бывает. Я их глажу – за это они всегда благодарны, потому что к старикам никто не прикасается, а еще я ловлю их на крючок телесериалов – никто не хочет умереть, не досмотрев до конца. Некоторые находят утешение в молитве, но здесь много атеистов, эти не молятся. Самое важное – не оставлять их в одиночестве. Если меня не окажется рядом, предупреждай Кэти – она знает, что делать.

Доктор Кэтрин Хоуп, постоялица второго уровня, первая приветствовала Ирину от имени всей общины. В свои шестьдесят восемь лет она была здесь самой молодой. Оказавшись в кресле каталке, она выбрала помощь и общество людей из Ларк Хаус и жила здесь уже два года.