Миранда посвятила много времени укладке волос, и знала, что они лежат идеальными волнами, переливавшимися при каждом движении. А еще — что длинные ресницы отбрасывают тени на высокие скулы, а губы напоминают спелые вишни.
— Я очень рад, что вы пришли, мисс Фишер.
Она непринужденно рассмеялась.
— Я давно никуда не выбиралась. Так что, надеюсь, этот ужин разнообразит мою жизнь.
Он тепло улыбнулся, его глаза излучали интерес. Миранда подумала о том, насколько приятно вновь ощущать себя не фабричной работницей, не сиделкой при больном, а просто женщиной.
— Что вы будете пить?
— Шампанское, — с легким кокетством произнесла Миранда.
Она выбрала блюда, которые никогда не ела, но давно хотела попробовать: консоме, каре ягненка, пюре из спаржи и яблочный штрудель.
Сделав заказ, Малколм Олдридж откинулся на спинку стула. Сегодня он выглядел значительно лучше, чем тогда, на вокзале: лицо утратило нездоровую бледность, светлые глаза ярко сияли. Видя, что он любуется ею, Миранда едва могла скрыть довольную улыбку.
Она не стала задавать ему вопрос о самочувствии: и без того было ясно, что у него все прекрасно. Вместе с тем ей хотелось узнать о нем побольше, потому она поинтересовалась:
— В вашей визитной карточке упомянута галерея. Чем вы занимаетесь, мистер Олдридж, если, конечно, не секрет?
Судя по всему, вопрос доставил ему удовольствие.
— Галерея — мое маленькое хобби. Вы что-нибудь слышали о «Группе семерых»?
Миранда осторожно кивнула, хотя ни разу не сталкивалась с таким названием, и он с воодушевлением продолжил:
— Прежние живописцы подражали иностранным мастерам, тогда как группа художников, входящих в этот союз, решительно отказалась копировать чужую манеру. Они изображают природу Ближнего Севера Канады — озера, скалы, хвойные леса, кленовые рощи, болота. Однако это не реализм, это… это нужно увидеть.
— И вы выставляете их картины?
— Да. И по возможности продаю.
Официант принес вино и разлил в бокалы. Малколм не произнес тоста, потому Миранда сделала глоток.
— Я знаю одного человека, сделавшего зарисовки Галифакса. До, во время и после трагедии. Я не разбираюсь в живописи и все же смею предположить, что его картины — это нечто уникальное.
— Как интересно! Кто он?
— Владелец бисквитной фабрики в Галифаксе. Но при этом он еще и рисует. Думаю, он талантлив, хотя, возможно, я ошибаюсь, — небрежно произнесла Миранда.
— Он где-то учился?
— Нет, но ведь в любом искусстве встречаются самородки и самоучки.
— Вы тоже из Галифакса?
— Да.
— Эта трагедия… я читал в газетах…
— Перевернула мою судьбу. — Миранда не была уверена в том, что стоит начинать знакомство со лжи и притворства, но не видела другого выхода. Она поклялась начать новую жизнь, но никакая жизнь невозможна без прошлого, и потому ей была нужна легенда.
— Вот как? — В глазах Малколма читалась растерянность. — Вы можете не говорить, если…
— Я скажу, — ответила Миранда, чувствуя, что этим расположит его к себе. — С каждым годом это причиняет мне чуть меньше боли, хотя я знаю, что она никогда не исчезнет. Я была дочерью известного в Галифаксе врача. Мой отец, как и мама, стали жертвами взрыва. Жених погиб в Европе во время войны. Какое-то время я была вынуждена работать на фабрике, а потом, скопив немного денег, решила уехать в Торонто.
— У вас здесь родственники?
— Никого. Я совершенно одна.
Миранда допила вино, и он, не спрашивая, налил ей еще. |