— Благодарю вас. Это моя жена. А как вам другие рисунки?

— Ранние полны юношеского света; выполненные после того, как город начали восстанавливать, — ностальгии, а последние, с загородными пейзажами, или спокойны, или порой чуть тревожны, но неизменно глубоки. Мистер Макдафф, давайте встретимся в моей галерее через пару дней и обсудим все условия и детали. Вы приехали с супругой?

— Да.

— Тогда приходите вместе. А я представлю вам свою жену.

В отеле Нелл, Аннели и Ред забросали Дилана вопросами. Они были возбуждены и счастливы. О нем напишут в газетах! Его талант наверняка будет признан! В этом вихре новизны и восторга Дилан совершенно забыл, о чем собирался спросить Малколма Олдриджа в первую очередь: откуда тот узнал о нем и его картинах?

Миранда увлеченно собиралась на встречу с Диланом. Она хотела устроить ему сюрприз и не сомневалась в том, что у нее все получится. Она знала, что болезненная порядочность Дилана не позволит ему рассказать Малколму о ее прошлом, потому не боялась разоблачения.

Как ни странно, Миранду переполняло желание отблагодарить его за «билет» в новую жизнь, попросить прощения и даже пообещать вернуть деньги: ведь теперь она могла это сделать! Пусть он увидит, что она счастлива, что она наконец нашла то, что ей нужно.

Что касается рыжей, ей не составит труда затмить эту провинциалку, думала Миранда, надевая шелковое платье цвета шампанского с кружевными кремовыми вставками, прихваченное на бедрах широким поясом. Наряд дополнял золотой браслет, цепочка и серьги — теперь Миранда носила только золото, благо Малколм не жалел на это денег, как, впрочем, на все ее покупки.

Единственное, что огорчало Миранду: они с мужем до сих пор не побывали в Европе, например во Франции. Она желала увидеть архитектуру, о которой столько читала, картины, которыми восхищалась лишь по фотографиям, а еще мечтала пройтись по знаменитым парижским магазинам.

— Так ты считаешь, у Дилана Макдаффа есть будущее? — спросила она мужа.

Он уже оделся и сидел в кресле, ожидая, когда она закончит свой туалет. Миранде почудилось, будто сегодня он не любуется ею, как это обычно бывало, а погружен в свои мысли.

— Оно есть у большинства из нас, хотя, конечно, не у всех, — произнес Малколм с непривычным оттенком грусти и добавил: — Его работам свойственно то, что является основой всякого искусства: искренность.

— Не талант?

— Считай, это одно и то же. Зачастую людям плевать на мастерство, но они отлично чувствуют фальшь. Художник, идущий на поводу у кого-либо или чего-либо, уже не творец. Я говорю тебе это не как владелец прибыльной галереи, а как ценитель искусства.

— Откуда ты знаешь, что Дилан Макдафф не такой?

— Я видел его работы, — веско произнес Малколм, а после спросил: — Давно хотел полюбопытствовать: откуда ты его знаешь? Что вас связывает?

Миранда издала непринужденный смешок.

— Ничего личного. Он выставлял свои картины в городском собрании, тогда я их и увидела. Они потрясли не только меня, всех, кому довелось пережить галифакскую трагедию.

Малколм кивнул.

— Полагаю, картина с рыжей девушкой станет гвоздем выставки. Он сказал, что это его жена. Мне не терпится с ней познакомиться. Кстати, теперь она видит?

— Да, кажется, после операции.

Невольно почувствовав себя уязвленной, Миранда поспешила перевести разговор на другую тему:

— Надеюсь, в этом году мы наконец встретим Рождество в Париже?

— До Рождества еще далеко. В крайнем случае, встретишь его без меня.

Миранда не поняла смысла его ответа, но он прозвучал удручающе. Ее вдруг начало знобить, и она подумала, что надо бы взять с собой шаль.