|
– Я так и знал. В любом случае в последние месяцы я посвящал свои проповеди теме, очень близкой моему сердцу и очень близкой сердцам моей паствы, ибо большинство моих прихожан – это трудовой люд из низших слоев рабочих. Как вы понимаете, это мужчины, чья работа оплачивается понедельно, и для них утрата заработка на несколько дней или неожиданная болезнь, требующая расходов на врача, может привести к полному обнищанию. Я воспринимаю их жизнь как свою, сударь, и выступаю от их имени. Я выступаю за право трудовых людей этого города получать достойную заработную плату, чтобы они могли достойно содержать свои семьи. Я выступаю против жестокости тех, кто обрекает своих работников на столь жалкое существование, что соблазнительность быстрого заработка гнусными преступлениями, грех прелюбодеяния и пьяное забытье растлевают их тела и души, да, тела и души. Я выступаю против всего этого.
– Как мне кажется, вы выступаете против них в данный момент, – заметил я. Мистер Аффорд снова удивил меня своей покладистостью. Он засмеялся и по‑дружески похлопал меня по плечу. – Вы должны простить, если я слишком много говорю, Бенджамин, но, когда речь идет о бедняках и их благополучии, я могу говорить без конца. – Ваше неравнодушие заслуживает восхищения, сэр. – Это лишь мой христианский долг, и мне бы хотелось, чтобы другие члены моей церкви не забывали об этом. Но, как уже сказал, я отношусь к жизни бедняков как к собственной жизни и говорю о несправедливостях, с которыми они сталкиваются. Я полагал, что поступаю добродетельно и правильно, но, оказывается, не всем по вкусу мои речи, включая людей из самых низов, тех самых, которым я пытаюсь помочь. В этом месте Аффорд сунул руку за пазуху и достал мятый листок бумаги. – Прочитать вам это, Бенджамин? – спросил он многозначительно. – Я умею читать, – сказал я ему, пытаясь изо всех сил не показывать своего раздражения. Меня не часто принимали за человека, который настолько необразован, что не знает даже грамоты. – Конечно. Я знаю, представители вашей расы отличаются образованностью. Он протянул мне записку. Неровным, дрожащим почерком на ней значилось:
Мистер Афорд! Будь ты проклят и будь дважды проклят ты гад. Твоя глупая болтовня всем надоела поэтому заткнись или мы заставим тебя заткнуться спалив твой дом у тебя на глазах а если это не подействует мы перережем твое горло и ты будешь истекать кровью как свинья. Брось болтать о бедняках или мы тебе покажем что значит жить в бедности и это будет последнее что ты увидишь прежде чем отправишься в ад ты гад и свинья. Мы тебя предупредили и это последнее предупреждение пока мы тебя не прибили.
Я отложил записку. – В свое время мне приходилось слушать рассуждения представителей моей религии, с которыми я не был целиком согласен. Однако подобная реакция кажется мне чрезмерной. Аффорд грустно покачал головой: – Не могу описать шок, который я испытал, получив это письмо, Бенджамин. То, что, меня, человека, решившего посвятить свою жизнь бедным, осыпают бранью их же собратья, не важно, насколько мало их число, удручает меня безмерно. – Да и страшно ведь, – предположил Литтлтон. – Насчет поджога и перерезания горла. Все это наведет страх на кого угодно. Я бы спрятался в подвале, как наказанный ребенок. Все это, без сомнения, навело страх на мистера Аффорда. Священник покраснел и прикусил губу. – Да. Видите ли, Бенджамин, сначала я подумал, что если люди столь сильно противятся моим проповедям, мне, вероятно, следует их прекратить. В конце концов, несмотря на то, что мне есть что сказать, я не считаю себя настолько оригинальным, чтобы подвергать себя риску ради моих убеждений. |
