|
Исчезла выразительность, сила и в словах, и в ритме. Потому что башни были воплощенной неподвижностью, косностью, а косные люди не умеют смеяться. Их юмор носит эксцентрический, окольный характер - скорее хихиканье, чем хохот. Хитрость и иносказательность - основа их юмора. Смех их груб и открыт. У смеха единственная альтернатива - слезы. И слезы означали поражение. Только пионеры смеются в примитивной полноте смыла этого слова. Никто в башнях тех дней не слышал настоящего смеха во всей его грубости и смелости, кроме разве немногих стариков, помнивших прежние дни. Сэм Рид вместе с остальными воспринимал вольных товарищей - исчезнувших, как динозавры старой Земли, и почти по таким же причинам, - как воплощенье великолепной романтики. Но он понимал причины такого восприятия и в глубине души насмехался над собой. Не вольные товарищи, а связанные с ними представления о свободе - вот что в конечном счете очаровывало их всех. В сущности они не хотели такой жизни. Она ужаснула и отпугнула бы большинство людей, грациозно предававшихся в руки каждого, кто предлагал им моральную или умственную поддержку. Сэм читал о пионерских днях Венеры с свирепой жаждой. Человек может всего себя отдать борьбе с таким соперником, как дикая планета, с которой борются поселенцы. Он с горящей ностальгией читал о старой Земле, о ее широких горизонтах. Он напевал про себя старые песни и старался представить себе вольное небо. Беда его заключалась в том, что его собственный мир был простым местом, усложненным лишь искусственно, но так, что никто не мог бы поранить себя об окружающие барьеры: эти барьеры тоже были искусственными и падали при столкновении. Когда колотишь их одной рукой, другой нужно их придерживать. Единственным достойным противником, найденным Сэмом, оказалось время, длинная сложная протяженность столетий, которых - он знал это - ему не прожить. Поэтому он ненавидел мужчин, женщин, весь мир, себя самого. За отсутствием достойного противника он сражался со всеми. И так продолжалось в течение 40 лет. Все это время оставалось справедливым одно обстоятельство, которое он осознал смутно и без особого интереса. Голубой цвет трогал его так, как ничто не могло тронуть. Он объяснил это частично рассказами о старой Земле и ее невообразимо голубом небе. Здесь же все было пропитано водой. Воздух на поверхности тяжел от влаги, облака тоже провисали от воды, и серые моря, одеялом покрывавшие башни, вряд ли были более влажными, чем облака и воздух. Поэтому голубизна утраченного неба прочно связалась в сознании Сэма со свободой. Первая девушка, с которой он вступил в свободный брак, была маленькой танцовщицей в кафе на одном из Путей. Она надевала скудный костюм из голубых перьев цвета забытого неба Земли. |
