Роскошная квартира в самом шикарном районе Купола была сейчас свободна, и Сэм хотел, чтобы девушка стала следующей ее обитательницей. Возможно, постоянной обитательницей. Но уже несколько раз ловил себя на мысли, что Росейз вызывает в нем необычное тревожащее ощущение. Ему не нравилось, когда женщины начинали так сильно действовать на него.

Росейз продолжала улыбаться. У нее был маленький нежный рот и коротко подстриженные мягкие волосы, которые окружали темным облаком ее головку наподобие ореола. Обычно беззаботный взгляд ее темно-синих глаз иногда становился острым и проницательным. Пела она голосом, похожим на розовый бархат своего платья, голосом, приятно возбуждающим своей мягкой вибрацией.

Сэм опасался ее. Но если нужно вырвать крапиву, то нечего бояться обжечь руки. Он никогда не уклонялся от опасности и не собирался насиловать себя и стараться не думать об этом бархатистом создании. Нужно выкинуть ее из головы? Значит, она сама должна ему надоесть. Причем чем скорее, тем лучше.

Росейз задумчиво ущипнула струну своей изящной лиры.

— Я слышала сегодня утром… Будто ты разругался с Джимом Шеффилдом. Это правда, Сэм?

Сэм холодно ответил:

— Я, кажется, задал тебе вопрос.

— Я тоже.

— Ладно. Это правда. Я выделю тебе долю в своем завещании, если Джим достанет меня первым. Это тебя устроит?

Она покраснела и с такой силой дернула струну, что та расплылась гудящей полоской.

— Ты можешь схлопотать пощечину, Сэм Рид. Ты знаешь, я ведь сама могу зарабатывать себе на жизнь.

Он вздохнул. Это было действительно так и, конечно, осложняло дело. Росейз очень популярная певица. Если она и примет его предложение, то не из-за денег. Это делало ее еще опаснее.

Медленная музыка, сопровождавшая вращение комнаты, смолкла. Резко ударил гонг, и ленты плавающего по комнате разноцветного тумана всколыхнулись. Росейз встала и поправила висевшую у бедра лиру.

— Мой выход. Я подумаю, Сэм. Подожди немного, вдруг окажется, что я не очень-то тебе подхожу.

— Я знаю, что не подходишь. Отправляйся петь. Я зайду к тебе после праздника, но не за ответом. Ответ я знаю. Ты придешь.

Она рассмеялась и пошла прочь, перебирая струны и напевая вполголоса. Сэм остался сидеть, наблюдая, как поворачиваются головы и светлеют лица ей вслед.

Песня еще не кончилась, когда он встал и вышел из вращающейся комнаты, слыша за спиной негромкий бархатный голос, оплакивающий печальную судьбу бедной Дженевьевы. Певица плавно скользила вверх и вниз по бемолям старинной мелодии, придающим балладе ее жалобное минорное звучание.

«О, Дженевьева, милая Дженни, минует месяц, минует год…», — причитала Росейз, глядя на удаляющуюся широкую спину Сэма, обтянутую красным бархатом. Закончив петь, она быстро прошла в свою уборную и по каналу видеосвязи вызвала Шеффилда.

— Джим, — быстро сказала она, как только хмурое недовольное лицо появилось на экране, — я сейчас говорила с Сэмом и…

Если бы Сэм мог это слышать, то, наверное, убил бы ее прямо тогда. Но он, конечно, не слышал. В ту минуту, когда начинался этот разговор, он неторопливо шел навстречу той самой случайности, которая перевернула всю его жизнь.

Этой случайностью стала встреча с другой женщиной — женщиной в синем. Медленно проплывая мимо на движущемся тротуаре, она подняла руку и накинула прозрачный шлейф своего платья на голову наподобие вуали. И цвет, и движение чем-то поразили Сэма, и он остановился так резко, что на него наткнулись сразу несколько человек. Один из них сердито повернулся к нему, явно собираясь затеять ссору. Однако, получше разглядев каменное лицо с выступающими челюстями и глубокими волевыми складками, расходящимися к уголкам рта, решил, что повод для конфликта явно недостаточный, и отказался от своей мысли.