Ее смех снова зазвенел, как колокольчик. Герцогские титулы не продавались вообще. Можно было стать маркизом: он по рангу считался ниже герцога, но выше графа. Однако на самом деле важен был сам факт принадлежности к титулованному дворянству, а не то, какой именно у человека титул.
– Отец присмотрел мне в супруги одного маркиза. Но, Хуан, даже выйдя за него замуж, я вовсе не перестану благоволить вам.
Она одарила меня кокетливой улыбкой и с показной скромностью похлопала ресницами, после чего продолжила:
– Да, вы вполне можете остаться моим возлюбленным, если поклянетесь никогда не жениться и боготворить одну только меня.
Моя грудь выпятилась от мужского тщеславия.
– Сеньорита, вы никогда не выйдете замуж ни за кого, кроме меня, потому что я убью любого, кто попытается жениться на вас.
– Боюсь, сеньор, что в таком случае вы будете очень заняты, поскольку меня добиваются буквально все мужчины в Гуанахуато.
– Только слепой не пожелал бы вас.
Однако Изабелла прервала мои комплименты, указав на приближавшегося всадника:
– Если не ошибаюсь, это слуга, который ухаживает за вашими лошадьми?
И правда, Пабло, мой vaquero, спешил в нашу сторону на муле.
– Сеньор, ваш дядя очень болен.
К тому времени, когда я вернулся с Пабло домой, туда уже слетелась целая стая стервятников: все дальние родичи, понаехавшие в колонию из Испании и вечно выпрашивавшие подачки. Как и обычно, я не обратил на них внимания: мы росли и воспитывались порознь и ни с кем из них меня ничто не связывало.
Когда объявили о моем прибытии, из дядиной комнаты выглянул доктор. Он загородил дверь, не давая мне войти.
– Вам нечего там делать. Ваш дядя очень плох. Я сказал бы, он при смерти.
– Тем более я должен его увидеть.
Лекарь отвел глаза.
– Он не желает вас видеть.
– Но почему?
– Не знаю. И вообще, ваш дядюшка попросил, чтобы к нему привели его духовника.
Донельзя удивленный и смущенный, я отправился на конюшню проведать своих лошадей. Как странно: дядя Бруто умирает и не хочет видеть меня... Конечно, мы не были с ним особенно близки, но, кроме множества надоедливых попрошаек, столпившихся сейчас в прихожей, у меня не было в колонии других родственников. Неужели дядя так и покинет сей мир, не попрощавшись со мной?
Озадачивала и его внезапная хворь: насколько мне помнилось, Бруто всегда отличался отменным здоровьем, и недуги его сторонились. После прихода священника я снова поднялся на верхний этаж и стал дожидаться в комнате, смежной с его спальней. Вскоре священник вышел, но, вместо того чтобы рассказать, как обстоят дела, молча уставился на меня широко раскрытыми глазами, некоторое время постоял так с отвисшей челюстью и ушел. Уже из окна я увидел, как духовник дядюшки припустил по улице так, будто за ним по пятам гнались те адские псы, которые преследовали меня в ночных кошмарах. Интересно, и куда это его понесло? Разве долг священника заключается не в том, чтобы находиться у постели умирающего, напутствуя и утешая несчастного, пока тот не отдаст Богу душу?
Доктор выглянул было из спальни, но, увидев, что я сижу в прихожей, моментально нырнул назад, захлопнув за собой дверь.
Dios mío, да что же такое стряслось с миром? Неужто Земля перестала вращаться вокруг Солнца? Или небо готово обрушиться? В тот момент, пожалуй, ничто бы меня не удивило.
Прихватив кувшин вина, я снова спустился в конюшню, чтобы потолковать со своими лошадками. Когда Пабло сообщил мне, что прибыл алькальд, Луис де Вилль, я лишь недоуменно пожал плечами. То, что сам градоначальник поспешил к смертному одру моего дяди, было неожиданно, однако все, происходившее в тот день, противоречило логике.
Спустя несколько минут Пабло доложил мне о прибытии коррехидора. |