Мне уже доложили, что ты ухитрился натворить немало всего даже здесь, в тюрьме.
– И опять ложь. Я здесь скорее сам жертва. И если есть справедливость в этом мире, да будет Господь Бог моим свидетелем.
Я перекрестился.
– Сеньор нотариус, я невиновен. Я не убивал своего дядю. Все обстоит наоборот: Бруто де Завала пытался отравить меня, а вместо этого по ошибке отравился сам.
Его брови изумленно поползли вверх.
– Похоже, дерьмо, которое ты тут таскал, наполнило твои мозги. Ты что, не видишь, что перед тобой белый человек? Ты небось принимаешь меня за дурака или индейца? Как это он мог отравиться сам?
– Пожалуйста, сеньор, выслушайте меня. Хосе, мой слуга, вечером накануне смерти моего дяди принес мне бренди.
жПеред этим у нас вышла ссора, и я пригрозил Бруто, что отныне сам стану управлять всеми своими делами. И вот дядюшка в знак примирения прислал мне превосходный бренди из своих личных запасов.
– Хватит болтать ерунду! Бруто де Завала не был тебе дядей, и ты не гачупино. У тебя нет ни денег, ни поместья, и ты не можешь ни на что претендовать. Ты обманщик, жалкий ацтек или метис, коварно втершийся в доверие к старику, который по ошибке принял тебя за своего племянника.
– Но это нелепо. Меня с детства воспитывали в убеждении, что я Хуан де Завала. Мне был всего год, когда умерли мои родители и я унаследовал их поместье. Бруто состряпал эту ложь о моем происхождении, потому что...
– Никаких прав на поместье у тебя не было, ты завладел им с помощью обмана. А когда Бруто разоблачил тебя, ты убил его, чтобы сохранить тайну и продолжать пользоваться чужим достоянием. Но он все равно вывел тебя на чистую воду, исповедавшись на смертном ложе.
У этого нотариуса было меньше мозгов, чем даже у того допившегося до беспамятства индейца, которого приволокли в каталажку прямиком из сточной канавы позади пулькерии. Ну посудите сами: как мог годовалый младенец выдать себя за кого-то другого и обмануть взрослого человека? Мне очень хотелось вышибить из этого напыщенного тупицы все его высокомерие, но я уже усвоил, что хотя кулаки в тюрьме и нужны, их одних в моем положении недостаточно.
– Сеньор нотариус, пожалуйста, выслушайте меня. Ведь даже если то, что вы говорите, правда и я не Хуан де Завала, это еще не доказывает, что я убийца. Хорошо, пусть Бруто действительно совершил подмену, выдав меня за умершего племянника, но ведь он сделал это ради своей собственной выгоды. И ему не было никакого резона разоблачать меня, ибо если я не законный наследник, то в таком случае и он не законный управляющий. А вот убить меня и стать моим наследником – это совсем другое дело. Испугавшись, что после той нашей ссоры я отправлю его в отставку, он послал мне отравленный бренди...
– А вот его слуга утверждает, что это ты послал дону Бруто бренди и что вскоре после того, как хозяин его выпил, ему вдруг стало плохо. Доктор исследовал остатки бренди в бокале и обнаружил яд.
– Но мой дядя...
– Он не был тебе дядей.
Я глубоко вздохнул.
– Хорошо, Бруто де Завала, человек, до вчерашнего дня утверждавший, что он мой родной дядя, послал бренди мне в подарок. Я отправил его обратно...
– Ага, значит, ты признаешь, что убил дона Бруто, послав ему отравленный бренди.
И нотариус начал энергично писать, макая перо в чернильницу, рука его буквально летала по бумаге. В полном изумлении я уставился на него. Похоже, этот человек estúpido, полный тупица. Как мог он прийти к такому бредовому выводу?
Закончив, нотариус развернул листок бумаги и велел мне:
– Подпиши здесь.
– Что это?
– Твое признание в убийстве.
Я покачал головой. Да он вконец обнаглел, этот жалкий креол, крючкотвор, которого я еще недавно, повстречайся он мне на улице, спихнул бы в сточную канаву. |