Шло время, и я начал постепенно привыкать к тяжелому труду: мускулы на руках и ногах крепли, я раздавался в плечах, становясь все менее похожим на изящного, стройного кабальеро.

Однажды мы вернулись с дневных работ и как раз подкреплялись едой и вином из моей корзинки, когда тюремщик вызвал Лизарди, желая поговорить с ним с глазу на глаз. Вскоре Хосе вернулся, причем я сразу приметил его довольную ухмылку, но этот книжный червь тут же опомнился, согнал ее с лица и нахмурился.

– Какие новости? – как ни в чем не бывало поинтересовался я.

– Увы, родные окончательно отказались от меня. Теперь нам не избежать Манилы.

Я потрепал его по плечу:

– Ничего, пока мы вместе, все не так страшно. Я полюбил тебя как родного брата, которого у меня никогда не было. И, пока я жив, не брошу тебя, можешь не сомневаться.

Так я сказал Хосе, а про себя подумал, что все-таки этот чертов книгочей был прожженным лжецом: новости ему явно сообщили хорошие, но он и не подумал ими со мной поделиться. А спрашивается, что ему в его положении могли сообщить хорошего? Неужели отменили ссылку в Манилу?! Интересно, с какой стати: может, этот стервец каким-то манером предал меня, чтобы облегчить собственную участь? Лизарди вообще был для меня загадкой: человек, которому хватило смелости обрушиться с яростными нападками на вице-короля и церковь, но при этом панически боявшийся боли и любого насилия.

Я терпеливо ждал наступления поздней ночи. Когда арестанты наконец угомонились и со всех концов камеры стали доноситься лишь похрапывание да сонное бормотание, я начал действовать. Навалился на Лизарди, заткнул ему рот и так зажал нос, что чертов грамотей весь побагровел и стал задыхаться.

– Только пикни, и я тебя придушу, – пригрозил ему я. – ¿Comprénde? Дошло?

Он судорожно закивал.

– Вот что, amigo, – прошептал я, – своей наглой ложью ты оскорбил меня в лучших чувствах. Сам получил хорошие новости, а мне рассказать не захотел? Придется тебя проучить.

С этими словами я вытащил из кувшинчика с повидлом насекомое и запустил ему в ухо. Лизарди стал ерзать и извиваться: я выждал некоторое время, а потом хлопнул его по уху с другой стороны, и незваный гость выскочил наружу.

– Смекнул, что это было такое, а? – поинтересовался я и пояснил: – Твой брат, червь, только не книжный, а такой, который может пробраться через ухо в твой мозг и прогрызть в нем ход, как в яблоке. У меня таких целая банка. А ну выкладывай, что узнал, а не то насыплю тебе этой дряни полные уши, и будет твоя башка словно червивый плод!

Несмотря на царившую в камере темноту, я увидел, как блеснули белки его закатившихся от страха глаз: ну и умора! Ослабив хватку, чтобы Лизарди мог говорить, я засыпал его вопросами:

– Ну, какими новостями тебя порадовали? Манила отменяется? Отец согласился тебе помочь?

– Sí, дело в том, что...

– Тсс, не так громко. Что затеяли твои родные?

– Мое место займет другой человек.

– Кто?

– Ну... это не имеет значения. Один из этих отвратительных подонков, которых тут полным-полно, станет на день Хосе де Лизарди. Ему хорошо заплатят, а я назовусь его именем.

Я кивнул:

– Ясно, вы поменяетесь местами. Его поместят в фургон, следующий в Акапулько, откуда и отправляется галеон в Манилу, а ты вместо него пойдешь мостить улицу. В конце дня тебя выпустят как обычного пьянчужку, который отработал положенные ему три дня. Так или нет?

– Sí.

Я отпустил Лизарди.

– Ты отвратительное животное, – простонал он, ковыряясь в ухе.