Старший из них — не так трудно найти старшего в подобных ситуациях — смотрел в лицо Левши заторможенным взглядом. Его глаза, в которых застыли души черт знает какого количества людей, глядели на Левшу поверх пятнадцатизарядной «беретты». Надо полагать, этот тип контролировал жертву, пока двое его друзей убеждались в отсутствии в кабинете посторонних и оружия.
Ничего и никого более подозрительного, чем Левша, они не нашли.
Левша видел, что больше всего им хочется подойти к нему, врезать по голове и примотать скотчем к креслу. Здесь это в чести. Если верить Макарову — а не верить ему нельзя, — это самый актуальный способ разговора в этом подземелье. Да что Макаров… Разве час назад Левша не сидел, примотанный липкой лентой к стулу?
Примотать, значит, а потом вытащить из карманов отвертки, кусачки, спицы и прочую дрянь, что они носят с собой на деловые встречи, и приступить к оной без промедления. Однако взять и просто так приблизиться к Левше, который не убирал ног со стола и наблюдал за событиями с ледяным спокойствием, было страшно. Все было очень похоже на кенийский пейзаж: группа гиен обступила льва и никак не может броситься на него.
И вот сейчас простой латинский парень стоял перед Левшой и сопел. Больше всего ему хотелось разрезать Левше горло, вытащить через разрез галстук и пить ром под звуки смерти. Но задача была иной. За невыполнение ее грозило то же самое, что он сейчас с вдохновением обдумывал в отношении Левши.
Его шестерки покружили по кабинету, обнаружили, что руки беглеца пусты, карманы не выдают присутствия тяжелого и острого, и встали по обе стороны от стола.
— Как погода на улице, товарищ? — щурясь улыбкой, обратился к старшему Левша.
— Светит солнце, — ответил тот. Его говор на английском с латинским акцентом был очень похож на говор на русском армянина на рынке.
— Чему ты смеешься, урод? — прохрюкал через разломанную носовую перегородку латинос. — Тебе не нужно смеяться. Мы пришли по не очень смешному делу.
— Разве ты ходишь по несмешным делам?
Посол Гламура мужественно перетерпел обиду и перешел сразу к делу. Говорить долго он не любил, потому что говорить не умел, но оправдывал это тем, что его задача делать дела, а не болтать. Среди людей среднего ума этот недостаток воспринимался как преимущество, и он, дабы предотвращать подозрения относительно своего недалекого ума, первым делом всегда вынимал из кармана пистолет или другое железо.
— Мистер Блэйк хочет знать, где тубус.
— Это мне известно. Что еще?
— Тубус тебе не принадлежит. Мистер Блэйк предлагает тебе сообщить место, где спрятан тубус, и гарантирует, что выведет тебя наружу. К твоим друзьям.
— Что еще говорит мистер Блэйк?
— Ты украл не принадлежащую тебе вещь. Это нехорошо. Мистер Блэйк недоволен. Он просит вернуть тубус.
— Тубус не принадлежит мне так же, как ему не принадлежит то, что находится в тубусе.
— Тогда верни тубус, а содержимое можешь оставить себе.
Левша расхохотался.
— Так я же не могу открыть тубус!
— Значит, отдай неоткрытым.
— Как тебя зовут, судебный пристав?
— Заткнись, козел. Я честный человек. Мое имя Хуан.
— Похоже, единственное животное, о существовании которого догадываются люди мистера Блэйка, это козел. Видимо, основателем этого оскорбления он и является. И ничего удивительного в этом не вижу. Я здесь всего час, а хочется назвать «козлами» по меньшей мере уже человек сто. Хуан, значит… Хуан, есть сигареты?
На стол упала пачка «Лаки Страйк».
Левша вытянул сигарету и жестом попросил зажигалку. |