– Ваш приятель – интересный художник, – заметил водитель.

– Вообще-то, Серж реставратор, – охотно отозвалась Мири. – но у него есть идея-фикс: написать некое полотно, которое станет делом его жизни. Вроде как «Явление Христа» Иванова. Это его любимый художник. И, следуя примеру великого русского живописца, Сержик пишет бесконечные эскизы.

Мири покосилась на стену, где эти самые эскизы висели чуть ли не сплошным слоем. Кажется, вон те два в левом углу – новые… и тот рисунок тушью. Она невольно загляделась на силуэт, выписанный твердой рукой на белой бумаге. Должно быть, это грифон: тело льва и крылья, а голова – странная смесь человеческих и птичьих черт – показалась ей неприятной. Серж одержим идеей написать полотно, которое он условно называл «Явление зверя». Не просто картину, но именно эпическое полотно. По мнению реставратора, Бог людям уже не поможет. Он явился им, жил среди них, учил добру, кормил хлебами, творил чудеса… а они предали и распяли Его. Бог и тогда простил непутевых и долго пытался наставить своих подопечных на путь истинный. Но люди отвернулись от него, презрели Заповеди, создали себе массу золотых тельцов, а потому, рассуждал Серж, рано или поздно нас ждет предсказанное пришествие зверя. Сержу виделось огромное полотно, ужасающее своей апокалиптической реалистичностью, чтобы там был и зверь, и ужас, принесенный им, и раскаяние людей.

Серж уже несколько лет рисовал людей и животных, пейзажи и ландшафты, подбирая детали будущей картины, словно пытался сложить некий паззл. Он оказался, несомненно, талантливым художником, и порой знакомым удавалось уговорить его продать ту или иную вещь. Масло, карандаш, уголь, сепия – все уходило по весьма высоким ценам, хоть Мири и не понимала, кому хочется иметь перед глазами подобные творения. Вот хоть этот эскиз маслом, который висит в левом верхнем углу. Мири знала, что Сержу предлагали продать его, причем не единожды. На полотне поднималось из тумана полуразрушенное здание. На первый взгляд – ни дать ни взять руины замка. Но, всмотревшись, можно понять, что это современный небоскреб – развороченный, с кусками арматуры, торчащими, словно переломанные кости. Остов здания обвивали какие-то хищные растения с плотными, неприятно-лоснящимися листьями. Кое-где меж ними можно было разглядеть страшненькие рожицы – то ли зверьки, то ли злобные эльфы.

Главная проблема, не дававшая Сержу приступить к написанию полотна, состояла в том, что ему никак не давался образ зверя. Он перебрал уже всех реальных и фантастических чудовищ, придумал несколько новых разновидностей страшилищ, но ничто его не удовлетворяло. Порой Мири думала, что надо бы подарить приятелю Библию. Там ясно сказано, что самое страшное чудовище – человек. А бедняга Серж все пытается изобразить нечто с клыками и хвостом.

Шофер наклонился и поднял картонный лист, стоявший лицом к стене.

– Это, должно быть, совсем недавнее, – пробормотала Мири, с неприязнью разглядывая картину. Похоже, Серж все же увидел наконец своего зверя. На листе был изображен ярко-красный спорткар, вернее, верхняя его часть, и под странно-прозрачным капотом билось в механическом экстазе многоногое чудовище. А за рулем сидел мужчина лет тридцати пяти, с тонкими, даже красивыми чертами лица и аккуратной стрижкой. Рисунок выполнен был карандашом и, судя по затертости листа, Серж несколько раз переделывал глаза, но так и не смог добиться желаемого эффекта, и глаза мужчины за рулем лишены были зрачков и радужки – они были наполнены грифельно-серым туманом.

Некоторое время девушка и таксист молча разглядывали рисунок, затем Мири зябко передернула плечами, и водитель, словно почувствовав неловкость за самоуправство, аккуратно вернул картон на прежнее место, лицом к стене.

– Вам кофе или чай? – вежливо спросила Мири.